«Иван Грозный» встал как вкопанный:
– Ты не оговорился?
– Никак нет. Я же вам докладываю: очень неприятное…
– Почему же его не ликвидировали? Даром боевка хлеб жрет! Бабенку смогли, а того – недосуг?!. Ступай, скажи доктору: его сектор обгадился!
Шаг у «Ивана Грозного» сразу прибавился. Он выпрямился и шел по плахам деревянного тротуара, гулко стуча посохом.
«Ну, коли так, дам и я вам, совдепские, праздничка!»
У Дяди Вани был повод освирепеть: вторая антисоветская группа, которую выявили чекисты, была не автономной, а тщательно изолированным резервным филиалом эсеровского Центра, о котором даже самые близкие из окружения Дяди Вани не знали.
Но Дядя Ваня прекрасно знал, что если Чека помиловала кого-то – значит, было за что.
Дома он стукнул посохом об пол – трижды. Из подполья появилась труженица Юлия.
– Поедешь в Барнаул, – заявил он. – Вот тебе пропуск. А на пристани доктор Андрей Иванович передаст чемодан и все расскажет. Поезжай с богом, деточка.
Пароход «Братья Плотниковы» отвалил от баржи, служившей дебаркадером. Доктор Андрей Иванович прощально помахал фуражкой, и к Юлии Михайловне подошел капитан Артамонов.
Он предложил даме пройти в каюту. Достал бутылку коньяку, налил себе и пассажирке по стопочке. Выпив свою, прикрыл стаканчик продырявленной серебряной монетой с ликом двух царей. Спросил, прищурясь:
– А нет ли у вас такого же рубля с дырочкой?
Юлия Михайловна порылась в чемоданчике, достала портмоне, извлекла точно такой же рублевик и, слегка покраснев, спросила:
– Вам для какой цели, капитан?
– Нумизматикой занимаюсь, – Артамонов расхохотался. Спрятал бутылку и широким жестом обвел крохотную служебную капитанскую каюту буксирного парохода. – Располагайтесь, барышня! Вот ключ, а я уже переселился к помощнику… Ужин скоро принесут, уборная в конце коридора, душевая там же, если пожелаете. Имею честь!..
Дверь каюты щелкнула, и Юлия Михайловна осталась одна.
Перечитала свой командировочный мандат:
«Товарищ Филатова по распоряжению Совета Труда и Обороны направляется Томским управлением Сибопса в Барнаульское Районное управление водного транспорта (Рупвод) для проведения учета всех паровых, моторных и несамоходных судов Обь-Иртышского бассейна.
Тов. Филатова пользуется правом занятия кают первого класса на всех без исключения пароходах бассейна.
Всем капитанам и прочим должностным лицам предлагается безоговорочно исполнять указания тов. Филатовой.
Неисполнение будет рассматриваться как саботаж, виновные подлежат ответственности перед Ревтрибуналом…»
Подписали двое: начальник Сибопса и комиссар. Бумажка – подлинная, самая настоящая…
«Саботаж карается Ревтрибуналом…» Юлия Михайловна задумалась. Да, Чека сильна, но и подполье, пожалуй, не слабее… Ох, как подумаешь, что кто-то следит за каждым твоим шагом, опять сердце леденит проклятый страх!
В каюту принесли ужин в ресторанных судках, хороший, совсем довоенный ужин, но Юлия Михайловна есть не могла и вышла на палубу.
Там было по-весеннему холодно, река несла тяжелые серо-свинцовые волны, и пароходные колеса шлепали по ним с какой-то тупой деловитостью. Речная весна только с берега в ледолом – радостна, а на волне да на ветру – ну ее к богу, сибирскую речную весну!..
Юлия Михайловна перешла к подветренному борту. Из штурвальной рубки донесся голос капитана Артамонова:
– Правей держи!.. Правей, говорю!.. Не знаешь, где правая, где левая, сволочь безрукая?!
«Как он груб, этот капитан!..» – подумала Юлия Михайловна.
Вернулась в каюту, легла на рундучную койку, задремала и уже сквозь дремоту услышала: каютная дверь щелкнула и вошел Артамонов. Пьяный…
– Только пикни – придавлю и за борт!..
В Барнауле Юлию Михайловну поселили в благонамеренной интеллигентной семье. Так Юлочка совершенно для себя неожиданно была подключена к одной сугубо канцелярской работе: подполье стало деятельно готовить к печати «Список судов Обь-Иртышского бассейна». Официально это издание понадобилось для справок о силовых данных пароходов и о тоннаже несамоходного флота. Судовые формуляры большей частью пропали в гражданскую войну, а суда – большевики переименовали. Уполномоченные Сибопса разъехались по затонам – собирать сведения, у кого из бывших судовладельцев и что именно отобрали большевики. Рабода была недолгой.
«Список судов» крохотным тиражом вышел в девятьсот двадцать первом году – его и сейчас можно отыскать в больших библиотеках Сибири как библиографическую редкость, но мало кто знает о политическом значении этого старинного издания…
Перед маем двадцатого года новониколаевские чекисты обезвредили еще одну, третью, подпольную организацию в «Красных казармах». Это была военщина, целью своей ставившая разложение Красной армии. Первомайский парад задумано было превратить в мятеж, да ничего не вышло. Господа офицеры не смогли убедить солдат выйти в учебные окопы и встретить огнем чекистский отряд. Хотя в «Красных казармах» служили преимущественно недавние колчаковцы, оставленные советской властью на пополнение трудармии, они категорически отказались воевать снова.
– Хрен вас знает, что это вы, господа, задумали! – возмутился председатель солдатского комитета, только на секретном заседании узнавший, что он находится среди членов подпольного комитета «Союза Возрождения». – Отказываемся! Хватит с нас! Сами защищайте свой золотой погон, коль охота пришла!
Солдатский председатель бросился к телефону, заорал в трубку: «Давай особый отдел!» Но член «Союза Возрождения» Арнольдов выстрелил в строптивого из браунинга, пуля пришлась в позвоночник, и солдат повис на телефонном проводе. Таким, безжизненно повисшим, и нашел его Гошка Лысов, участвовавший в операции.
Операция прошла мгновенно и быстро.
Узнав и об этом, Дядя Ваня помрачнел. Хотя офицерская организация действовала сама по себе, независимо от Дяди Вани, все равно – скверно! «Еще и этих военных дураков перебили!.. Ну, будет же и вам фейерверк, господа комиссары! Будет!..»
В ночь на первое мая тысяча девятьсот двадцатого года Новониколаевск загорелся. Пожары вспыхнули одновременно во всех четырех городских районах.
Всю ночь каланча била набат, всю ночь слышалась стрельба, всю ночь пожарные обозы метались через весь город, и было много неразберихи, паники, бестолковщины.
Утром Первого мая пожары поутихли. Над городскими площадями носился пепел и остро пахло гарью. Чекисты, вконец измученные бессонной ночью, рассматривали оперативную сводку.
– Шестнадцать, восемнадцать, девятнадцать… – водил пальцем по списку пожарищ Прецикс.
– Не трудись, уже сосчитано, – Новицкий махнул рукой. – Всего двадцать один!
– Слушай, а ты обратил внимание, что горели только наши учреждения, заводские строения и личные дома коммунистов?
– Обратил. И убитых – порядочно. Отметь. Суматохой сволочь пользовалась! Слушай, председатель… Не пора ли шарахнуть по городу? Поставить всю парторганизацию под ружье, перебрать засевших в городе
