Невесть откуда и как попавший сюда обломок серпа ускорил дело.
Часовой пальнул в подвал второй раз. Пуля, отбив кусочек стены, волчком завертелась на полу.
Град кирпичных осколков полетел в окно. На улице послышался топот сапог, раздался визгливый тенорок Жданова:
– Тебе кто стрелять дозволил?!
– Так воны ж каменюками у морду! – оправдывался хохол-часовой. – Ось бачьте, як раскровянылы… Стинку рушат!..
– Рябков, заступай ты. После подмену пошлю. Да с винтарем без приказу не балуй!
В подвале замолкли. Слушали. Жданов, стараясь держаться от окна подальше, крикнул:
– Эй, коммуна! Разговор имеется. Сыпьте к дверям, член комитета говорить будет.
В коридоре зашаркали чьи-то подошвы, послышался старческий кашель, с хлюпаньем, присвистом. Елейный голос Базыльникова спросил:
– Шубин тута?
Коммунисты насторожились. Василий Павлович подошел ближе к двери.
– Я Шубин.
– Слышь, Вася… «Сам» выборного от вашей ком пании требоваит. Для беседы, значит. Пойтить бы тебе, Вася? Как ты – главный чин… По-доброму, по-хорошему… Ась?
– Перестрелять по одному хочешь?!
Базыльников ответил с укоризной:
– Этта, Вася, нынче даже вовсе не обязательно. Сказано: по-хорошему…
«Должно быть, наши нажали, – подумал Василий Павлович. – Может, в обмен или пошлют делегатом? Такое в гражданскую случалось… Э, куда ни шло!»
– Открывай, гнида!
– Сейчас открою. Только ты, Вася, не фулигань!
Загремел висячий замок, звякнула щеколда.
Шубин положил в карман кусок кирпича, вышел в коридор, слабо освещенный мигающей свечой. Рядом с Базыльниковым стояли два вооруженных бандита.
– Ну, мотай вперед, – сказал один из охранников.
Двухэтажный дом купца Губина был полон вооруженных людей. Они слонялись по комнатам, из которых уже вывезли почти всю мебель, резались в очко, менялись оружием, приторговывали колечками, браслетами, часами.
На лестничной площадке второго этажа к Шубину подошел увешанный тремя револьверами Жданов:
– Обожди, ребята!
Мгновенно, почти неуловимым движением провел по брюкам Шубина раскрытой бритвой. Из распоротого кармана вывалился кирпич. Второй охранник, рябой парень лет девятнадцати, ногой отбросил кирпич в сторону.
– Смотри-ка!.. А мне – невдомек!..
Жданов хвастливо прищелкнул пальцами.
– Во как! У меня глаз – алмаз! Еще когда-то по молодости в сыскном служил, на всю губернию слава шла! Сам полицмейстер очень одобрял… Другой кто – шмонат, шмонат, а я – чик, и готово!
– И обратно, Вася, фулиганство, – неодобрительно заметил Базыльников. – А ить ни к чему…
Шубина посадили на скрипучий стул, одиноко стоявший посреди пустого зала. Две двери вели в хозяйские апартаменты. Базыльников, словно дорогому гостю, поклонился Шубину:
– Побеседуй тут, Вася. Я сейчас…
И скользнул в одну из дверей.
Жданов еще раз обшарил рысьими глазами клочья одежды комиссара и тоже исчез. Рябой парень уселся на подоконник, держа наготове обрез, Ромка-цыган у порога вертел самокрутку.
Василий Павлович выпрямился на стуле, хотел вделать глубокий вдох, но выдох отозвался резкой болью в груди. Эх, если бы силу! Выхватить у цыгана винтовку!..
Притушив цигарку, Ромка спросил:
– Слышь, как тебя… Скажи, коммуна ваша вроде кержаков, что ли?… Что вы против богатства прете, мы знаем. Ну, пограбите, пограбите, другими нажитое добро захаманите, а посля?… Грабить-то некого станет. Куда подадитесь?
Говорить Шубину было трудно. Все же ответил:
– Мы хотим, чтобы ни бедных, ни богатых на свете не было, чтобы все жили в достатке. От труда… А кто не работает – тот не ест.
– Ишь ты! А коли нам не желательно? Может, я вольный? Может, мне торговать охота? Тогда как же?
– Заставим.
– Силком?
– Сами должны понимать…
– Мы понимаем… Мы вашего брата кумуников прекрасно понимаем!
Цыган свернул вторую цигарку, затянулся так, что табак затрещал и вспыхнул язычком желтого пламени.
Неслышно, словно скользя по купеческому паркету, из дверей кабинета появился Базыльников.
– Ступай, Вася. Вона в туе дверь. Все образуется. Не бойся.
– Не пугливый.
– Само собой… человек ты еройский…
В соседней комнате – бывшей хозяйской спальне – за столом сидел одинокий молодой военный в полном офицерском снаряжении, при шашке и кобуре, но без погон и вида не офицерского, а скорей писарского.
Базыльников подал комиссару табуретку, с приятностью потирая руки, сказал: «Беседуйте», – и удалился.
Лицо военного показалось Шубину знакомым.
– Здравствуйте, товарищ комиссар, – приветливо улыбаясь, военный привстал. – Узнаете меня? Я вас сразу узнал, хотя встречались редко. Здорово вас обработали!.. Что поделать? «Кипящий водоворот стихий то бросает нас в омут страстей, то погружает в пучину страданий и бедствий…» Судьба, как говорится, фатум, она же – рок, по-мусульмански еще называется – кисмет.
– Кто ты такой? – перебил его военком и тут же вспомнил: военфельдшер демобилизованный. Приходил вставать на учет. В анкете написал «сочувствующий советской власти с семнадцатого года».
– Удивляетесь, товарищ Шубин? Странные случаются в жизни эпизоды…
Шубин опять перебил:
– Ты в банде кто?
– Я – член повстанческого комитета.
– Что нужно? От меня что нужно?
– Мне? Ничего-с! Просто препоручено разъяснить вам положение… Так вот-с, губерния восстала. Вся поголовно восстала против вашего совдеповского режима. Справиться – у красных сил нет. Красноармейцы переходят к нам цельными частями, полками…
– И дивизиями, поди?
– А вы не смейтесь. Сперва послушайте. Красноармейцы перебили комиссаров и политруков. Создали три новых революционных полка. Первый Новониколаевский полк восстал и захватил город. Второй уже обложил Томск, коммунисты драпают во все лопатки. Хватит с вас?
– Хватит!.. Неужели умнее ничего не придумали?
Фельдшер поднялся.
– Я с вами разговариваю сурьезно.
– Я тебе, вошь тифозная, тоже сурьезно говорю…
Закончить Шубину не пришлось. Перед ним, как из земли, опять вырос Базыльников.
– Экой ты, Вася, ндравный! – Крикнул в стену: – Михаил Дементьич!
