Йен Лоуренс
Пираты
Брюсу и Лонни, которые выходили в море ежедневно, садились на мель, опрокидывались вверх дном – но всегда выплывали!
1. Шлюпка
Я стоял свою вахту у штурвала, когда показалась эта шлюпка.
Она появилась прямо по курсу, драный парус на фоне моря, сияющего в лучах заходящего солнца. С корпусом, обросшим водорослями, и выбеленной временем парусиной она казалась древней, словно библейские патриархи. Шлюпка держала курс прямо в объятия пассатам, к земле столь отдаленной, что ее, возможно, и вовсе не было на свете.
Мне стало жутко при виде крохотной скорлупки в таком бескрайнем просторе. Мы вышли из Англии двадцать один день назад, тысяча миль отделяла нас от земли. Наша шхуна, маленький мирок с восьмью членами экипажа, и та казалась ничтожной в громадном океане.
– Парус! – крикнул я, повернув штурвал. – Вижу парус!
«Дракон» накренился под порывом ветра, ухнул и содрогнулся, зарывшись носом в волну. Матросы кинулись к парусам. Услышав топот и скрип снастей, наверх поднялся капитан Баттерфилд.
Солнце заиграло в его седеющих волосах, заблестела розовая лысина.
– Что случилось, Джон? – спросил он.
– Лодка, сэр,- доложил я, показывая свою находку.
Он вытащил подзорную трубу и навел на шлюпку.
– Сколько их? – спросил я. Он ответил не сразу.
– Нисколько.
– Как?
Капитан опустил трубу, протер глаза и снова поднес к глазу. Труба не выпускала цель, капитан лишь сгибал колени, чтобы удержать ее в поле зрения при качке. Он протянул мне подзорную трубу, покачал головой и сказал:
– Сам посмотри.
Он взял у меня штурвал, и я жадно уставился на шлюпку. Но тоже никого не увидел.
– Может, пальнуть из пушки? – предложил я.
– Неплохая идея, Джон. Мистер Эбби,- крикнул он канониру.- Сигнал, прошу вас.
Впервые за все путешествие я не жалел, что на борту появились четыре небольшие пушки, к которым был приставлен один малюсенький человечек. Странный, по моему мнению, человечек. Он стянул тугой чехол с ближайшей к нам пушки, и тут же прогремел выстрел, и тольт ко тогда я понял, что она была заряжена с самого отплытия.
Пушка гавкнула, выкинув пышный клуб дыма. «Дракон» дернулся от выстрела, шлюпка выпрыгнула из моего поля зрения. Когда я снова навел на нее трубу, то увидел человека, который смотрел на меня, высунувшись из-за паруса. Он сидел с подветренной стороны, прикрываясь от брызг и солнца драной парусиной.
– Он увидел нас! – торжествующе закричал я.
– Что ж он делает! – удивился капитан Баттерфилд- – Великое небо, он меняет курс!
Действительно, человек схватился за румпель своей лодчонки и |>улил на юг. Разворачивая парус, он пригнулся и посмотрел в нашу сторону, упуская единственный шанс получить помощь.
– Черт его дери! – выругался Баттерфилд. – Он свихнулся.
Мне тоже так казалось, Я видел, что он оглядывается. Видны были здоровенные плечи. Вдруг он снова быстро переложил руль и опять развернулся, направляясь теперь уже в нашу сторону.
– Лечь в дрейф! – приказал капитан. – Может быть, этот оригинал все-таки соизволит подойти к нам.
Мы повернули «Дракона» против ветра и зафиксировали руль. Судно почти замерло, слегка покачиваясь на набегающих волнах. Мы с капитаном, как и все на борту, внимательно следили за шлюпкой, подползающей к наветренному борту.
Краска давно облупилась. Швы были законопачены какой-то рванью. Лакомство для жуков- древоточцев! За кормой тянулся шлейф водорослей, дно скрыто хлюпающей водой. Но человек в шлюпке, сильный и загорелый, как будто вчера пустился в плавание. Между сиденьями-банками был втиснут здоровенный полированный сундук.
Он плавно подвел шлюпку к борту, убрал парус и бросил румпель. Взгромоздив свой сундук на плечо, он вскарабкался на палубу «Дракона».
– Накормите и дайте ему выспаться, – распорядился Баттерфилд.
– Есть, сэр, – ответил я.
Люди разошлись по местам: матросы – на паруса, Эбби – к своей пушке. Остался лишь незнакомец. Он сидел верхом на сундуке и чувствовал себя как дома. Волосы стянуты в пучок, на смуглом, загорелом лице выделялись ясные голубые глаза.
– Вы откуда? – спросил я.
– Из моря.- И весь ответ. Он поднялся со своего сундука, возвышаясь надо мной, как башня, поднял глаза на паруса, оглядел палубу, перевел взгляд на корму. Лишь свою лодку, оставшуюся за кормой, он не удостоил внимания.
Я нагнулся к сундуку незнакомца. Это было настоящее произведение искусства. Чего стоили одни только его веревочные ручки-петли. На плетение каждой ушло, наверное, по месяцу. Но напрасно я пыжился, пытаясь поднять его. Хотя в свои семнадцать лет я был сильнее многих сверстников, мне не удалось оторвать его от палубы.
Незнакомец усмехнулся и снова взвалил сундук на плечо. Раздавшийся при этом звон вызвал в моем воображении горы изумрудов и золотых монет. Он проследовал за мной в носовой кубрик. Я повесил ему койку, в которую он и свалился без единого слова благодарности.
– Может, вы хотите есть? Воды? – успел я спросить.
Уже с закрытыми глазами он отмахнулся от меня и тут же заснул здоровым, глубоким сном праведника, напоминал в висячей матросской койке кокон гигантского фантастического насекомого.
Я отыскал одеяло и прикрыл его. Потом вышел на палубу и помог Эбби натянуть на пушку брезент и закрепить чехол.
– Отдохни, – приговаривал он, разглаживая брезент, словно лаская дуло.- Так ты не промокнешь, моя славная людоедочка. – Меня раздражала его привычка болтать с этими тяжеленными железяками.
Эбби любил пушки, а я их презирал. Вес пушек увеличивал крен судна и заставлял «Дракона» натужно пробиваться сквозь волну там, где без них он легко оседлал бы ее гребень. Но отец настоял на оснащении шхуны артиллерией. В этом единственном случае он не прислушался к моему мнению: «Ты идешь в Вест- Индию. Море там кишит пиратами».
Мне смешно было вспоминать об этом. Отцу Вест-Индия казалась страной кошмаров. Он наполнил ее воды акулами и пожирающими дерево червями, небо – ураганами, а острова населил людоедами.
– Каннибалы! – говорил он.- Они живьем сунут тебя в костер, зажарят и съедят. Они высушат твою
