Я схватился за борт, потом за ускользающие из уключин весла. Я испугался, что лодка зачерпнет воды, но тут последовал удар хвоста с другого борта. Еще одна акула. Лодка чудом осталась цела.
Вот уже три плавника кружат около моей лодки. Я стал стучать веслами о борта, надеясь отпугнуть рыбу, – тщетно. Как дети к материнской юбке, рыбешки льнули к лодке.
Так я еще никогда не греб! Но следующий удар раздался спереди, лодка остановилась. Что-то холодное и жесткое царапнуло плечо. Руками я попытался стряхнуть это, схватился за якорный канат брига. От неожиданности я оттолкнулся от него. Лодка вильнула под бушприт, мимо форштевня. Я пытался за что-нибудь схватиться, но такелаж был слишком высоко, руки мои лишь скребли обшивку.
Я кричал, но никто не откликнулся на зов. В отчаянии я вскочил на банку и подпрыгнул, вцепившись в ванты. Лодку я тем самым утопил, и она вынырнула уже кверху дном. Через мгновение акула, поднявшаяся снизу, разнесла лодку вдребезги, и ее обломки медленно повлекло течением по поверхности бухты.
Сознавая, что никто мне помогать не собирается, я напрягся и вскарабкался наверх.
Перевалившись через фальшборт, я свалился на палубу, тяжело дыша. Надо мной, высоко на рее, стоял матрос. Он наклонил голову и смотрел вниз, на меня, руками держась за мачту.
Человек у руля тоже стоял неподвижно, навалившись на штурвал, в той же позе, в какой я увидел его впервые. Я повернул голову и заметил человека у кабестана, которому тоже не было до меня дела. Он находился ко мне ближе двух других.
– Что, трудно помочь, что ли? – обратился я к нему. Но он даже не повернул головы.
Я встал и пошел к нему, спотыкаясь от усталости. Но то, что я увидел, заставило меня забыть об усталости и боли в руках. К кабестану был пришпилен мертвец.
Я отпрянул и метнулся к штурвалу. Пробегая мимо грот-мачты, я задрал голову и увидел, что впередсмотрящий тоже покойник. Он был приколот к мачте штыком, пробившим грудь и вышедшим из спины. На мостик я уже не поднимался, потому что заметил корку засохшей крови на руках рулевого и не хотел знать, как именно его пригвоздили к штурвалу.
Меня охватила паника. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Хотелось поскорее убраться с этого проклятого судна.
Бриг раскачивался в круговороте сталкивающихся течений. Берег поворачивался за его рангоутом и такелажем, я чувствовал, что отлив закончился, наступала очередь прилива.
Повернувшись ко входу в бухту, я увидел, что «Дракон», подняв паруса, уходит к югу.
– Стойте! – завопил я что было силы.- Стойте! – Тщетно. Я мог представить себе Эбби и Баттерфилда, провожающих взглядом проплывающие мимо борта обломки лодки. Конечно, они решили, что меня сожрали акулы. Но я не мог понять, почему они снялись с якоря и ушли так спешно.
Ужас сковал меня. Снова судно с экипажем мертвецов, и я застрял на нем! Мои крики все еще отдавались в ушах, но остров хранил зловещее молчание. Даже птиц не было слышно. Он казался живым существом, затаившим дыхание. Вдали шумел прибой.
Внезапно тишину нарушил голос, старый и скрипучий. Он доносился сквозь корпус брига, снизу:
– Три сажени вниз. Три сажени вниз. Я – Дэви Джонс.
14. Старый знакомый
Голос перемещался под палубой. Сначала он доносился из-под ног, потом переместился к корме. Вдруг он раздался сзади, сопровождаемый каким-то резким скрипом:
– Три сажени вниз. Еще три сажени. Я резко обернулся, но на палубе было
пусто.
Прозвучал жуткий, скрежещущий смех:
– Кинь конец, юнец. Кинь конец,
– Где?… Кто это?… – завопил я. Голос мой заглушили отдаленный шум прибоя. Напрасно я ждал ответа.
Акулы кружились вокруг брига. Мертвецы несли свою жуткую вахту. Меня притягивал этот голос, голос живого человека в мертвом мире. Кто бы это ни был, но наверняка – живая душа, в этом-то я был уверен.
Люк капитанского трапа был открыт, я спустился вниз, не глядя на рулевого. Судно, казалось, оставили лишь несколько часов назад, но оно дышало запустением. В капитанской каюте на столе лежали кисет и трубка, в подсвечнике стояла свеча, рядом приготовлен кремень. На столе в камбузе были расставлены тарелки, на плите – здоровенный котёл с тушеным мясом, уже остывшим и подернутым пленкой жира. Видно было, где сидел человек, что-то строгавший: стружки сохранили отпечаток его ноги.
– Я – Дэви Джонс! – снова испугал меня скрипучий голос. Послышался удар по дереву.
С бешено колотящимся сердцем я пошел на голос. Пригнув голову, чтобы не задеть висячую лампу, я нырнул в каюту настолько темную, что сначала ничего не мог в ней разглядеть. Потом начали вырисовываться силуэты. С обеих сторон в три яруса, одна над другой, были устроены узкие деревянные койки, всего восемнадцать. На четырех лежали неподвижные тела. Но в кабине постоянно раздавалось какое-то равномерное тиканье, как будто у всех этих моряков были часы.
Чтобы было не так страшно, я вернулся в капитанскую каюту, взял свечу и с зажженной свечой пошел обратно в кубрик.
Моряки были укрыты с головой серыми шерстяными одеялами, на которых виднелись пятна крови, и на этих пятнах копошились тысячи тараканов, поблескивая в тусклом свете и постоянно шурша.
К моему ужасу одно из одеял вдруг упало на пол, рассыпав вокруг множество насекомых. Лежавший спустил с койки ногу, вторую, поднялся и, шатаясь, направился ко мне.
На его голове зияла рана от сабельного удара, лоскут кожи лба с частью скальпа упал на глаза и засох, приклеенный к лицу черной коркой запекшейся крови. Вытянув руки вперед, он двигался на звук шагов, а я в ужасе отступал по проходу между койками.
– Друг! – прохрипел он и остановился.- Ты… наш?
– Нет,- пробормотал я, и он дернулся назад, рот исказила гримаса ужаса.
– Тогда ты из них.
– Из кого?
– Из них! – Он рухнул на палубу лицом вниз. Тараканы копошились на его теле, покрывая его черной пеленой.
Свеча моя погасла, я побежал к выходу, стукнулся головой о фонарь, врезался в стол, и посуда с грохотом и звоном разбилась. Вылетев на палубу, я оказался лицом к лицу с распятым рулевым, зловеще скалившим зубы.
Я лежал у его ног на нагретой солнцем палубе и скоро услышал самые желанные, самые чудесные звуки, какие только можно вообразить: хлопанье парусины! Вскоре донесся и всплеск якоря, врезавшегося в воду. Я поднялся на колени и увидел сначала паруса шхуны, затем ее черный корпус и, наконец, прочитал: «Апостол» и цифры 12 19.
«Это конец!» – подумал я.
На палубе пиратской шхуны полно народу, а остановились они так близко, что можно разглядеть лица, бритые и бородатые; светлые и темные волосы, шляпы и головные платки. Самая жестокая шайка, которую я когда-либо видел. Они остановились как раз напротив брига, под мертвым взглядом распятого ими моряка.
Я отступил от борта, прислушиваясь к происходящему. Они спустили лодки, я слышал, как весла вставляются в уключины. Опасаясь, что пираты вернутся на бриг, я прокрался вниз и начал искать какое- нибудь оружие.
Меня приветствовал жуткий смех, казалось, отовсюду неслось:
– Я – Дэви Джонс. Кинь конец, юнец.
Я обшарил ящики, полки и шкафы камбуза, но смог найти лишь короткий нож с темным и ржавым лезвием. Потом я подошел к котлу и стал запихивать в рот тушенку, хватая куски мяса пальцами.
