Сейчас он звучал громче. Источник звука приближался ко мне, скребясь и щелкая.
– Пощады не будет! – завопил он.
15. Ползком к людоедам
Дверь каюты скрипнула, что-то ткнулось в нее снаружи. Я пытался разобрать что-нибудь в нагромождении теней, мечущихся в непостоянном свете костра и судовых факелов. Увидеть ничего не удалось, но тем активнее работало воображение. Из темной массы, надвигавшейся от дверей, я вылепил плечи и искалеченную голову оставленного мною с тараканами моряка. Я видел, как протянулась ко мне его рука с растопыренными пальцами. Он прыгнул на меня.
Он ударился в мое плечо, я ударил в ответ, почувствовав что-то твердое, а потом что-то мягкое, как будто слой тараканов рассыпался под моей рукой. Он отпрянул, но снова бросился на меня, ударив меня по лицу и сразу же промчавшись мимо, к стеклу иллюминатора. Раздался удар, и я увидел его силуэт на фоне пиратского костра.
Увидел я старого попугая, похожего на пучок засохших цветов.
– Я – Дэви Джонс,- заявил он. – Три сажени вниз. Еще три сажени.
Клювом и когтями он забарабанил и заскребся по деревянной раме.
Эти крики показались мне жутко громкими.
– Прекрати! – строго потребовал я, но противная птица только усерднее взялась за дело, поднимая страшный шум, который удваивался, отражаясь от деревьев, утраивался, долетая до холмов.
Краешком глаза я следил за игрой света на поверхности бухты, за переливами черного, желтого и золотого. Попутай бушевал, не затихая ни на мгновение, свет за окном становился ярче, заливая каюту. К стеклу прилипло лицо.
Покрытое черной косматой бородой, желтое от лихорадки и света факелов, худое и мрачное, оно было так туго обтянуто кожей, что мне показалось, будто это бородатый скелет.
Попутай снова прыгнул на раму. Щелкнула задвижка, рама распахнулась, шумная бестия рванулась наружу. Лицо исчезло, раздался глухой звук падения и многоголосый взрыв проклятий. Попугай завопил: «Флаг поднять!» – и уселся на канате, натянутом ночным отливным течением. Он дергал головой как припадочный.
Из лодки донесся грубый хохот и незлобные витиеватые ругательства:
– Чертов пернатый!… Чокнутая птичка чокнутого Дашера. Попка-дубина.
Но еще один голос, потише, настаивал:
– Там кто-то прячется, говорю я вам. Я видел своими глазами.
Пираты продолжали веселиться, но скелет продолжал настаивать:
– Я должен посмотреть. Подгребите к борту, я поднимусь на палубу.
– Свидание с призраками, – сострил кто-то, но весла застучали о корпус, лодка продвинулась к борту, свет факелов померк.
Я высунул голову. Пиратский костер все бушевал, освещая спокойную гладь бухты. Факелы с лодки бросали на воду желтые блики. Выбравшись на край иллюминатора, я прикинул расстояние до каната: не достать, даже встав на цыпочки. Сидящий надо мной попугай нагнулся и клюнул вытянутую вверх ладонь.
– Уйди, скотина! – прошипел я сквозь зубы.
На этот раз он послушался, отпрыгнул дальше по канату, повертел головой. До меня донесся звон лодочного багра о цепь бортового ограждения. Мешкать было опасно. Присев, я напружинился и подпрыгнул.
Оцарапав пальцы, я схватился за канат и повис в воздухе, болтаясь под вопли попугая. Он еще раз отпрыгнул и шажком направился по канату к берегу, двигаясь как-то боком.
С палубы уже доносились шаги, но я висел ниже уровня мостика и видел лишь труп распятого рулевого.
«Распахнутый иллюминатор капитанской каюты – верный признак моего бегства», – думал я, пытаясь ногами обхватить канат. В отсветах костра можно было разглядеть и листок с моими рисунками и заметками на столе.
Шаги приближались. Я взглянул на мостик, приготовившись увидеть бородатого пирата. Но воспаленное воображение подсунуло мне другую, куда более страшную картину. Я представил, что рулевой оторвал свои пробитые гвоздями руки от штурвала, что я слышу его шаги, что это его лицо я видел сквозь стекло иллюминатора, зеленое и безгубое.
Меня захлестнул такой ужас, что ноги сами замкнулись вокруг каната, и я быстро заскользил по нему к берегу, повиснув над водой спиной вниз, как ленивец.
Попугай семенил передо мной, поглядывая в стороны и время от времени что-то хлопотливо бормоча.
До берега оставалось полпути, когда я коснулся спиной воды.
От моего веса или из-за перемены течения бриг повернулся и подошел ближе к берегу, канат провис. Вот уже вымокли плечи, вот уже я пробираюсь в воде.
И на фоне ярких отблесков из воды высунулся плавник громадной акулы.
Его узкий черный серп разрезал и дробил световые узоры на мелкие желтые и красные пятна. До берега оставались считанные ярды. Вот возле бочки стал ясно виден Дашер. Я спешу, как могу, но убийца морских глубин быстрее меня.
Акула ударила меня по ногам, сорвала с каната. Я погрузился в воду. Акула развернулась и снова рванулась ко мне.
У меня не было сил бороться. Я погрузился с головой, и неземной покой снизошел на меня. Я как бы парил в небесах, высоко над маленькой бухтой с ее мелькающими бликами. И чем глубже я опускался, тем выше воспаряла моя душа, и вот уже весь остров исчез далеко подо мной.
Тут грудь моя уперлась, в провисший канат, и погружение прекратилось. Автоматически, не размышляя, я вцепился в него, чтобы удержаться высоко в небе. Бриг пошел от берега – я ощутил движение каната. Вниз? Вверх! Я взлетел в воздух как раз над клацнувшими зубами акулы. Плавник напоследок черкнул меня по ноге. Спасен!!!
Попугай исчез. Полузадохнувшийся, полумертвый от страха, я вдруг ощутил острый приступ жалости к этой безумной птице. Теперь мне не хватало его невразумительных реплик и потешного воркования. В одиночестве я добрался до суши и спрыгнул на теплый песок пляжа.
Казалось, часы прошли с того мгновения, как я покинул стоящий на якоре бриг. Но пиратская лодка все еще покачивалась у его борта, подозрительный скелет с факелом как раз появился на палубе, закончив обход. Он вышел по капитанскому трапу, распятый рулевой на минуту высветился его факелом, раскинутые мертвые руки как бы стремились обнять мир живущих. Затем факел удалился к носу брига.
«Наверное, он нашел мою карту, – думал я.- Обнаружил и открытый иллюминатор, исцарапанный попугаем. Вот-вот они станут меня искать, и это не займет много времени, потому что они начнут оттуда, где швартовый канат выходит на берег».
Поднявшись, я направился под защиту деревьев. Густые джунгли поглотили меня, со всех сторон поднялись живые зеленые стены, через дюжину шагов я уже не знал, с какой стороны остался берег. С берега лес казался молчаливым, но на самом деле он жил, дышал и издавал множество разнообразных звуков: шуршал, щелкал, пищал, взвизгивал, кричал. К ожившим во мйе детским страхам добавились ужасы, рассказанные отцом о карибских каннибалах. «Они живьем сунут тебя в костер, зажарят и съедят. Они высушат твою голову, и она сожмется до размера грецкого ореха»,- вспомнил я. И вот уже слышен шорох множе* ства босых ног этих страшных людоедов, пробирающихся через лес. Они окружают меня, отравленные стрелы нацелены мне в сердце – и уже несут меня татуированные с головы до пят воины с костями, воткнутыми в губы, люди, которых я никогда не увижу.
Я вздрагивал при каждом шорохе, подпрыгивал от хруста веток под ногами. Скоро я уже боялся людоедов, которых в лесу не было, больше, чем пиратов, которыми лес кишел. Громадный пиратский костер
