— А я, если хотите, сыграю на пианоле, — предложил полковник. Мы пошли вниз, сдвинули в сторону обитые коленкором стулья[58] и ковры. Леди Латкилл устроилась в кресле, а полковник сел за пианолу. Я танцевал с Карлоттой, лорд Латкилл — с миссис Хейл.
На меня снизошло умиротворение, пока я танцевал с Карлоттой. Но она сохраняла молчаливую отчужденность и едва на меня смотрела. Однако прикасаться к ней было чудесно, словно к цветку, который завянет под утро. Ее теплая шелковистая спина была нежной и благодарной под моей ладонью, словно она помнила мою руку с детства. Такие воспоминания редко возвращается к взрослым людям. Словно мы с Карлоттой близко знали друг друга в детстве и теперь, встретившись уже как мужчина и женщина, сразу обрели полное согласие. Наверное, в наше время надо пережить настоящее страдание, даже крушение, чтобы между мужчиной и женщиной возникло интуитивное понимание друг друга.
Я почувствовал тогда, что она сбросила с себя напряжение и усталость прожитых лет, что ей спокойно и хорошо в моих объятиях. А я только и хотел, что быть с нею, прикасаться к ней.
Однако после второго танца она внимательно посмотрела на меня и сказала, что будет танцевать с мужем. Итак, под моей ладонью оказалась сильная прямая спина миссис Хейл, и ее тяжелая рука лежала в моей руке, а я все смотрел на ее смуглую, словно бы испачканную шею — ей хватало ума не пользоваться пудрой. Эта смуглость как будто загипнотизированного тела побуждала меня воображать темный блеск ее бедер с редкими черными волосками. Как будто этот блеск проникал сквозь шелк ее розовато-лилового платья, под которым скрывались лоснистые ноги полудикого зверя, запертого в собственной немой холодности и ставшего ее узником.
Она понимала интуитивно, что я вижу ее наготу, словно мелькающую между веток кустов, и ощущаю ее привлекательность. Но взгляд ее желтых глаз был устремлен поверх моего плеча на лорда Латкилла.
Я или он — вопрос заключался в том, кто окажется первым. Но она предпочитала его. И ее почти не влекло ко мне.
Люк изменился на глазах. Его тело как будто ожило под темной тканью смокинга, в глазах появилась бесшабашность, длинное лицо порозовело, и прядь черных волос своевольно упала на лоб. В нем опять ожило ощущение здоровья и притязание на все лучшее в этой жизни, гвардейская лихость, которую я видел в нашу первую встречу. Но теперь в этом было чуть больше вычурности, дерзости, и даже появился налет безумия.
Он смотрел на Карлотту несказанно добрым, любящим взглядом. И все же с радостью перепоручил ее мне. Он боялся ее, словно это из-за нее проявляло себя его невезение. Чисто животным инстинктом он чувствовал, что с молодой темноволосой миссис Хейл ему ничего плохого не грозит. Итак, он с облегчением отделался от Карлотты, как будто я мог защитить ее от его гибельного невезения. Тогда как он, с другой женщиной, тоже рассчитывал на безопасность. Потому что другая женщина была вне рокового круга.
Я же с радостью принял Карлотту, испытывая невыразимо совершенный, хрупкий покой оттого, что мы были вместе, и впуская в сердце умиротворение, как физическое, так и духовное. Прежде моему сердцу вечно не хватало или того или другого. А тогда, во всяком случае в ту минуту, единение наше было полным: сама нежность и блаженство… гармония куда более глубокая, чем в нашей юности.
Танцуя, Карлотта едва заметно дрожала, и мне казалось, что я дышу морозным воздухом. У полковника никак не ладилось с ритмом.
— Стало холоднее? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Карлотта тягуче и как будто просительно. О чем она просила меня? Я прижал ее к себе немного крепче, и ее маленькие груди ответили вместо нее. Полковник вновь поймал ритм.
Однако, когда танец заканчивался, Карлотта опять задрожала, да и я, вроде бы, замерз.
— Почему вдруг похолодало? — спросил я и подошел к батарее. Она оказалась горячей.
— Мне тоже показалось, что стало холоднее, — странным голосом подтвердил лорд Латкилл.
Полковник смиренно сидел на крутящемся стуле, словно был совсем разбит.
— Может быть, попробуем другой танец? Например, танго? — предложил лорд Латкилл. — Посмотрим, что получится.
— Я… я… — пролепетал пожелтевший полковник, поворачиваясь вместе со стулом. — Я не уверен…
Карлотта дрожала. Холод уже пробирал меня до костей. Не сводя взгляда с мужа, миссис Хейл застыла на месте, как темный соляной столб.
— Пожалуй, пора уходить, — пробормотала, вставая, леди Латкилл.
Потом она совершила нечто невероятное. Подняла голову и, отвернувшись от нас, неожиданно спросила звонко и безжалостно:
— Люси, ты здесь?
Она обращалась к духам. Я еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Мне хотелось хохотать во все горло. А потом мной опять овладела вялость. Холод и уныние царили в комнате, властвуя над людьми. Съежившись, сидел на стуле желтый полковник с ужасным, собачьим, виноватым выражением на лице. Стояла тишина, в которой как будто слышалось потрескивание мороза. И опять прозвучал голос леди Латкилл, напоминавший звонкий колокольчик:
— Ты здесь? Чего ты хочешь?
Нас словно приковала к месту мертвая отвратительная тишина. Потом откуда-то дважды донесся глухой звук, послышалось шуршание штор. Полковник с безумными от страха глазами обернулся к незанавешенным окнам и сгорбился.
— Пора уходить, — сказала леди Латкилл.
— Знаешь что, мама, — вдруг заявил лорд Латкилл, — ты с полковником иди наверх, а мы потанцуем под «виктролу».
Невероятное геройство с его стороны! Даже меня парализовала волна холода, которым повеяло от всех этих людей. Но я взял себя в руки, осознав, что лорд Латкилл в здравом уме, что сумасшедшие на самом деле все остальные.
Опять откуда-то донеслись два глухих замедленных удара.
— Нам надо покинуть комнату, — проговорила леди Латкилл.
— Хорошо, мама. Ты иди, а я включу «виктролу».
Лорд Латкилл пересек комнату, и в следующую минуту нас оглушило чудовищное завывание джаза, куда более обескураживающее, чем глухие удары, ведь оно исходило из неподвижного предмета под названием «виктрола».
Леди Латкилл молча покинула комнату. Полковник поднялся со стула.
— На вашем месте, полковник, я бы остался, — сказал я. — Почему бы вам не потанцевать? А я побуду зрителем.
Мне казалось, что я сражаюсь со стремительным холодным черным потоком.
Лорд Латкилл уже танцевал с миссис Хейл, изящно скользя по комнате — с упрямой, но едва заметной и взволнованной улыбкой, освещавшей его лицо. Карлотта молча подошла к полковнику и положила руку на его широкое плечо. Он подчинился ей, но без всякого энтузиазма.
Издалека донесся грохот. Полковник замер на месте… и почти тотчас рухнул на колени. У него ужасно изменилось лицо. Очевидно, он и вправду ощущал присутствие потусторонней силы, способной нас уничтожить. В комнате повеяло леденящей стужей. Вытерпеть это было нелегко.
У полковника шевелились губы, однако с них не слетало ни звука. Потом, не обращая на нас внимания, он ушел.
«Виктрола» остановилась. Лорд Латкилл пошел ее завести, проговорив:
— Думаю, мама опрокинула что-нибудь из мебели.
Однако мы все были охвачены унынием, жалким унынием.
— Ну, разве не ужасно! — воскликнула Карлотта, умоляюще глядя на меня.
— Отвратительно!
— И что ты думаешь?
— Бог его знает. Но в любом случае надо это остановить, как истерику. Ведь это и есть своего рода истерика.
— Ты прав.
