— Теперь ему тепло и уютно. Теперь, если бы он очнулся…
В этот момент Джек ощутил чье-то присутствие. Нет, не так: ее присутствие. Он совсем не удивился, когда увидел стоявшую в дверях Боадицею.
Она встретилась с ним взглядом и кивнула. Миссис Коннимор заметила ее и сделала реверанс.
— Я говорила с доктором Уиллисом, — объявила Боадицея. — Он сказал, что джентльмен еще не пришел в себя.
Джек спросил себя, почему ему не хочется улыбаться.
— Совершенно верно, — ответила Коннимор и, взглянув на кровать, поморщилась: — Что только я не пробовала: жженые перья, нашатырный спирт… но он так и не очнулся.
Взгляд Боадицеи обратился к Джеку. Следующий вопрос был адресован как ему, так и Коннимор:
— В его вещах не нашлось никакого указания на то, кто он такой?
Коннимор взглянула на Джека.
— Фрак от Шульца. Сапоги от Хоуби.
Боадицея нахмурилась.
— Значит, он из общества.
— Весьма вероятно. Фаэтон у него — работы одного из лучших мастеров на Лонг-Эйкр-стрит, — пояснил Джек. — И все же никаких указаний на личность.
Клэрис покачала, головой:
— Нет, но лицо его определенно мне знакомо. Вот только не могу вспомнить, кого он мне напоминает.
— О, лучше не мучиться, — посоветовал Джек.
Он тоже не сводил глаз с молодого человека. Каштановые волосы, чистый лоб, прямой, нос и квадратный подбородок: немые свидетели аристократического происхождения.
— Чем меньше вы будете терзать свой мозг, тем скорее вспомните.
Клэрис мельком взглянула на него и обратилась к миссис Коннимор. Джек безмолвно выжидал.
Клэрис продолжала вести себя так, словно его не было в комнате. Расспросила во всех подробностях о визите Уиллиса, а Коннимор докладывала, словно находилась на военной службе. Правда, было заметно, что отношения между женщинами гораздо сердечнее, чем, скажем, у генерала с подчиненным. Боадицея явно понимала и поддерживала все действия экономки, чем произвела немалое впечатление на Джека.
Она не только расспросила экономку, но и всячески ободрила, оставаясь при этом абсолютно спокойной, непоколебимой, стойкой и надежной.
К тому времени как разговор был закончен, экономка оживилась, а Боадицея вытянула из нее все детали касательно состояния и увечий молодого человека.
Но Джек, искренне восхищаясь ею, все же не забыл несправедливых обвинений. Она провинилась перед ним. И обязана извиниться. Он уже предвкушал удовольствие, которое из этого извлечет. Вряд ли Боадицея так уж часто перед кем-то извиняется.
Наконец, поняв, что дальше тянуть нельзя, Клэрис повернулась к нему.
— Могу я поговорить с вами, милорд? — негромко спросила она.
Джек улыбнулся, отступил и показал на дверь:
— Разумеется, леди Клэрис.
Она проплыла мимо него. Он последовал за ней, прошептав так тихо, что слышала только она:
— Мне не терпится узнать ваши мысли.
Ее взгляд был острее кинжала. Но она, ничего не сказав, пошла по коридору. Он едва поспевал за ней. С другими женщинами приходилось сдерживать шаг. Тут же он почти бежал. Клэрис остановилась на верхней площадке лестницы. Джек уже хотел предложить пройти в кабинет, но она опередила его:
— Пойдемте в розарий.
Джек молча повиновался. Спускаясь вниз, она пояснила:
— Заодно и взгляну, что там делается.
В розарий его матери? Джек помнил, что он находился в полнейшем запустении. Розарий был любимым местом отдыха матушки. После ее смерти отец приказал ни к чему там не притрагиваться. Джеку был непонятен смысл подобного решения, но приказу подчинились. Несколько лет подряд еще можно было наблюдать буйное цветение роз: яркое и благоухающее напоминание об ушедшей хозяйке — но отсутствие ухода все же сказалось. Дорожки и арки в каменной ограде заросли сорняками и высокой травой, в которой затерялись кусты. Это место не посещалось годами.
Поглощенный воспоминаниями, не представляя, что его ожидает, он молча шел за Клэрис через утреннюю гостиную, на террасу, через газон и каменную арку, ведущую в розарий: На какую-то секунду ему показалось, что он вернулся в прошлое. Именно в таком розарии когда-то гулял он ребенком: колышущееся море цветов, гнущихся стеблей и ярко-зеленых листьев, острых шипов и распускающейся бронзы новых побегов.
Клэрис продолжала идти вперед по центральной дорожке, ведущей к нише в дальнем конце розария, где находился маленькой пруд с фонтаном и каменная скамья. Перед мысленным взором Джека пронеслись картины детства. Вот он, с развевающимися на ветру белокурыми волосами, бежит по дорожке. В розарии все тропинки вели к нише, где его ждала мать.
Джек неосознанно поискал глазами куст красных роз и нашел на прежнем месте, покрытый пухлыми бутонами.
Боадицея стояла у пруда, лениво изучая лозу вьющихся роз и терпеливо ожидая собеседника. Жадно вдыхая почти забытые ароматы, Джек неохотно отрешился от мыслей о прошлом и взглянул на Боадицею.
— Это вы сделали?
— Не собственными руками. Попросила Уоррена, садовника, привести это место в порядок.
Джек огляделся.
— А мой управляющий рассказал; почему розарий был заброшен?
Вместо того чтобы покраснеть, как многие на ее месте, Клэрис просто подняла брови:
— Мне говорили, что ваш отец приказал закрыть розарий, но к тому времени его уже самого не было в живых. И, откровенно говоря, я никогда не видела смысла в том, чтобы праздновать смерть, вместо того чтобы праздновать жизнь.
Клэрис посмотрела ему в глаза. Она, как всегда, казалась спокойной и уверенной. И не догадывалась, что вернула ему то, о чем он бессознательно скорбел. Клэрис просто облекла в разумные слова то, что Джек всегда чувствовал, но был не в состоянии выразить.
— Здесь все как я помню, — обронил он.
Горло перехватило, и слова никак не шли с языка.
К его удивлению, Клэрис слегка покраснела и, помедлив, призналась:
— Я нашла тетрадь вашей матери с детальным планом розария. Надеюсь, вы не поставите мне в вину желание возродить его в прежнем виде?
— Не поставлю, — кивнул Джек.
И неожиданно услышал ее облегченный вздох. На секунду она словно расслабилась… но тут же подняла голову.
— Думаю, милорд, мне следует извиниться перед вами.
Деловитый тон мигом вернул Джека в настоящее. Он слегка улыбнулся:
— Я весь превратился в слух, миледи.
Она не нахмурилась, но взгляд стал настороженным. Ему даже показалось, что она хочет объяснить, как неприлично злорадствовать при виде побежденного. Она пронзила его вызывающе прямым взглядом.
— При первой встрече я неверно судила вас, милорд. Прошу, примите мои искренние извинения.
Клэрис замолчала, выжидая, пока он кивнет. Наконец-то с этим будет покончено! Но вместо этого Джек с удивлением спросил:
— Неверно судили? Не будет слишком дерзким спросить, на каком основании?
Клэрис почувствовала, что ее терпению приходит конец. «Слишком дерзким», подумать только!
— Как вам известно, я сделала неверные выводы на основании всего, что слышала о вас от
