Предположим, я скажу вам, что неизлечимо болен. Тогда вы выйдете за меня?
Отэм улыбнулась в ответ:
– Вы еще не готовы окочуриться, да и предложения мне не делали, так что вопрос этот праздный.
– Нет, я действительно не собираюсь окочуриться и не делал вам предложения. И не сделаю. Вы слишком молоды. Это довольно сомнительно, но если вдруг я опять женюсь, то снова на женщине, которая готовит фаршированную индейку и наводит на меня смертельную скуку. Я не хочу гадать, где моя жена и чем она занимается. А с вами я этого никогда бы не знал, и меня бы глодала ревность. Ревность – разрушительное чувство, и я его избегаю. Оно делает мужчину слабым.
– Вы хотите сказать, что я принадлежу к тому типу женщин, которых мужчины желают, но на которых не женятся?
– Да, если они в здравом уме.
– Однако Эверетт женился на мне.
– Это его проблема, не моя.
Отэм встала с кресла.
– Мне бы сейчас хотелось вернуться к моей работе – если, конечно, у меня еще есть работа.
Мэрфи улыбнулся:
– Безусловно.
Она повернулась, пошла к двери и уже взялась за ручку, как вдруг он позвал ее. Отэм, нахмурившись, остановилась: «Теперь-то что?» Смеясь, он держал в руке ее туфли, подняв за тоненькие каблучки. Отэм почувствовала, как краска смущения заливает щеки. В одних чулках она подошла к нему.
– Со мной такое иногда случается, когда я нервничаю.
Он усмехался, прядь песочных волос упала ему на лоб.
– Вы на самом деле мне очень нравитесь, Отэм. У вас лицо покерного игрока, вы способны блефовать в любой ситуации.
Когда Отэм хотела взять туфли, Мэрфи, как бы в шутку, приподнял их так, что она не могла до них дотянуться, обнял ее за талию и прижал к себе.
Удивленная этим неожиданным игривым жестом, девушка была застигнута врасплох внезапным прикосновением к его телу. Сильная рука, обнимавшая ее, каким-то образом успокаивала. Ей захотелось закрыть глаза, расслабиться и прижаться щекой к шершавой ткани его пиджака, глубоко вдохнуть пряные запахи, которые были сутью мужественности. Ей хотелось сказать: «Да. Ты победил. Ты будешь главным. Ты, высокий и сильный, встань между мною и Дугласом Осборном. Веди за меня мою войну, Ллойд Мэрфи, чтобы я снова смогла стать слабой».
Она почувствовала его губы на своем лбу, услышала его слова, жесткие и обидные, но произнесенные ласковым шепотом:
– Еще не поздно. Развестись легко. Тебе нужно только подписать бумагу. Мои адвокаты сделают все остальное.
Отэм поняла, что подсознательно дала волю своей фантазии. Ее щека прижималась к груди Ллойда Мэрфи, ее руки обнимали его…
Она оттолкнула его, почувствовав себя виноватой и злясь на собственную мягкость. Неужели она будет пытаться опереться на каждого мужчину, появившегося в ее жизни, – класть голову на каждое сильное плечо, которое ей подставят?
Отэм схватила туфли и стала натягивать их на ноги, с трудом сохраняя равновесие. Когда Мэрфи потянулся, чтобы поддержать ее, она стукнула его по руке.
– Не трогайте! – Обувшись, девушка выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. – Вы ошибаетесь на мой счет. Эверетту не нужно волноваться, где я и чем занимаюсь. И никакого развода не будет – никогда. Он хороший, добрый человек, к тому же он болен. Я не брошу его и не сделаю ничего, что причинит ему боль.
– Болен? – Мэрфи удивленно поднял бровь. – Чем болен?
– У него серьезная болезнь сердца. Он может умереть через год, возможно, через два.
Ллойд кивнул, на лице у него появилась понимающая улыбка.
– Все ясно. Вы вышли за него из-за бара, так?
– Да, – резко ответила Отэм.
Он опять удовлетворенно улыбнулся:
– Я не ошибался на ваш счет. Вы голодны. Чертовски голодны. Мне это нравится. Голод делает женщину сексуальной. – Мэрфи подошел к своему столу, взял трубку и секунду-другую жевал мундштук. – Вы умны, Отэм, но сейчас вы мечетесь, движетесь без смысла и направления.
– Нет, – возразила она. – У меня есть направление. Однажды «Конура» станет моей. Это мой первый шаг назад. – Она улыбнулась, увидев непонимание у него на лице. – На самом деле все очень просто, мистер Мэрфи. Для того чтобы получить то, что я хочу, мне нужно проделать путь назад. Двигаясь по этому пути, мне необходимо стать очень, очень богатой.
Он озадаченно покачал головой:
– Вы строите воздушные замки, Отэм. Этот разоряющийся бар не принесет вам богатства.
– Ошибаетесь. Меня учили, что возможно все, если ты готов за это бороться. Я боец и буду бороться за то, чего я хочу.
Мэрфи оперся о стол, покусывая мундштук. Его глаза смеялись.
– Смейтесь, если хотите, посмейтесь, подождите и посмотрите.
– Я подожду, – сказал он, – и посмотрю. В вас слишком много женского, вы не станете растрачивать себя на то, чтобы нянчиться с умирающим. Вам это надоест. Вот тогда можете прийти ко мне. Я буду ждать.
Саркастическое замечание уже было готово сорваться у нее с языка, но инстинкт посоветовал не перегибать палку. Когда-нибудь ей еще может понадобиться этот большой ирландец.
– Возможно, – сказала она. – А с другой стороны, возможно, и нет.
Наступил вечер, «Конура» погрузилась во тьму, а смех Ллойда Мэрфи все еще звучал в ушах Отэм, переодевавшейся к вечернему выступлению внизу. Этот смех ее разозлил, и она лягнула его. «Подождите и посмотрите», – крикнула она – главным образом чтобы скрыть собственные сомнения. Глядя на «Конуру» глазами Мэрфи, она должна была признать, что бар не приносит достаточной прибыли, чтобы она могла когда-либо осуществить свою мечту выбиться наверх. Может, она и вправду строила воздушные замки.
Отэм оделась и пошла в гостиную, где сидел и читал Эверетт. Комнату наполняли звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Ни она, ни Эверетт не хотели никаких торжеств, поэтому они уехали из города и тихо поженились. До самого последнего момента она не снимала колечка Лонни и даже в момент обручения замешкалась. Эверетт с пониманием посмотрел на нее и просто надел ей свое кольцо рядом с первым.
Квартира над баром была удобной и вполне соответствовала спокойному характеру Эверетта. Комнаты были опрятные, скромно обставленные. Целую стену занимали книги самой разнообразной тематики, стереофонический проигрыватель и большая коллекция пластинок с записями симфонической музыки. Гостиная располагалась над входом в бар, в глубине квартиры были спальни, а кухня выходила на восток, и по утрам ее заливал солнечный свет. Рядом с кухней находился кабинет Эверетта, прекрасно отражавший отсутствие интереса хозяина к делам «Конуры». В ящиках стола в беспорядке валялись документы, счета, страховые полисы. Неоплаченные счета из бара полугодовой давности лежали вперемешку со счетами за коммунальные услуги. Все это говорило Отэм, что дела «Конуры» быстро катятся под гору.
Она подошла к Эверетту и погладила его густые волосы. Глаза мужа больше не были грустными, наоборот, они оживали и блестели, когда он смотрел на нее. Он стал меньше пить и принимал лекарства безо всяких напоминаний. Пузырьки с замысловатыми этикетками выстроились в шкафчике около умывальника. Там был перитрат для предотвращения ангины, дигоксин для укрепления сердечной мышцы, нитроглицерин против внезапной острой боли, ласикс для улучшения кровообращения.
Несмотря на болезнь, Эверетт был страстным и в то же время застенчивым и нежным человеком. Порой Отэм даже чувствовала раскаяние и вину, потому что взамен она могла предложить лишь глубокую привязанность.
Дым кольцами поднимался от его сигареты, и Отэм вынула ее из прокуренных пальцев Эверетта и
