– Да, но…
– Была ли ты когда-то помолвлена с Дунканом из Максвелла?
– Да, но…
Доминик резко перебил Мэг:
– Ты предупредила меня о засаде в церкви?
По стройному телу Мэг пробежала дрожь.
– Нет, – прошептала она.
– Почему? Твоя привязанность к этому ублюдку настолько сильна, что ты не смогла предупредить своего суженого о готовящемся жестоком насилии?
Плененная рука Мэг беспомощно дернулась, но Доминик тут же предотвратил попытку высвободиться.
– Ты бы повесил Дункана, – еле слышно выговорила Мэг.
– На первом попавшемся дубе.
– Я не вынесла бы того, что явилась причиной его смерти.
Доминик сжал губы. Он понял, что все его страхи подтвердились: его жена в самом деле была привязана к Дункану.
– Казнь Дункана могла бы вызвать войну, – продолжила Мэг, – войну, которую люди из Блэкторнского поместья не смогли бы вынести.
Доминик фыркнул.
– Мой народ… – Голос Мэг ослабел.
Легкая дрожь пробежала по ее телу. Мэг была похожа на туго натянутую струну: еще чуть-чуть – и она разорвется.
– Моему народу нужен мир, чтобы выращивать урожай и воспитывать детей, – твердо сказала Мэг. – Им это просто необходимо. Ты можешь это понять?
Доминик взглянул в таинственные зеленые глаза девочки, гордо защищавшей жизнь своего народа. Не свою собственную. И не жизнь Дункана.
Ее народ.
– Да, – наконец медленно произнес Доминик. – Это я могу понять. Каждый, кто страдал от войны, может понять, какое утешение несет мир. Именно поэтому я вернулся в Англию. Выращивать урожай, растить детей. Мир, а не война.
Мэг глубоко вздохнула.
– Хвала Господу! – воскликнула она. – Когда ты так осторожно держал сокола, у меня появилась надежда…
Ее голос зазвучал так тихо, что слышно было, как потрескивают дрова в камине.
Огрубевшими в сражениях пальцами Доминик поднял к себе лицо Мэг.
– Какая надежда? – спросил он.
– Что ты не тот кровожадный дьявол, о котором рассказывают страшные истории. Что в тебе есть доброта. Что…
Мэг замолчала, потому что Доминик стал поглаживать большим пальцем ее нижнюю губу.
– Так что? – поинтересовался он.
– Я не могу думать… когда ты…
– Делаю это?
Мэг слабо кивнула. Этого движения оказалось достаточно, чтобы его палец коснулся и ее верхней губы. Глаза ее расширились от неожиданного ощущения. Она, не задумываясь, отпрянула назад, но Доминик удержал ее рядом с собой, обхватив другой рукой за талию.
– Не надо бороться со мной, соколенок. Я – твой муж. Или мои прикосновения так неприятны тебе?
– Н-нет. Я просто не ожидала, что ты будешь ласков со мной.
– Почему?
– Ты дурно обо мне думаешь, – слабо шепнула Мэг.
– Я думаю, как мужчина, который не знает своей жены. Для того чтобы мое мнение изменилось, мне надо узнать тебя получше, не так ли?
Глаза Мэг расширились. Она задумалась, оценивая, сказал ли он правду или солгал, проверяя его так же тщательно, как и он сам взвешивал каждый свой поступок.
– Ты имеешь на это право, – согласилась она через некоторое время. – Ты должен узнать меня лучше. Тогда ты поймешь, что можешь доверить мне свою честь.
Доминик издал неопределенный звук и снова дотронулся до губ Мэг. Новые ощущения вспыхнули в девушке, и это смущало ее. Она и не подозревала, что ее тело пронизано скрытыми огненными нитями.
– Ты такая нежная, – сказал Доминик низким голосом.
– А ты – нет.
Доминик приподнял левую бровь и скорчил забавную гримасу, как бы соглашаясь со сказанным. В этот момент по крайней мере одна часть его тела была отнюдь не мягкой и нежной. Близость непокорной жены оказала на него сильное воздействие.
– Твои руки, – принялась объяснять Мэг, не понимая его унылого ребячества, – они огрубели на войне. Я чувствую себя рядом с тобой так, как будто мы из разных миров.
– Эта мысль приходила мне в голову, – слегка улыбнувшись, произнес Доминик.
Мэг посмотрела в серые глаза мужа, которые горели огнем, присущим только мужчинам. Они были, как глубокие озера, и она не хотела глубже вникать в его мысли, чтобы не увидеть за этим холодного расчета. К своему облегчению, она поняла, что чувствует себя спокойно; думая о том, что ее ожидает в брачную ночь, она не предполагала, что Доминик будет ласков с ней, хотя сама она была, как неприрученный сокол, недавно посаженный в клетку.
– Ты по-прежнему боишься меня? – спросил Доминик.
– Да, – прошептала она.
– Ты должна привыкать к своему новому положению, – заметил он. – Могу ли я держать тебя с повязкой на глазах в темной клетке так, чтобы ты ничего не ощущала и не воспринимала, кроме моего голоса, моих прикосновений и моего дыхания?
Когда Мэг собралась ответить, Доминик нежно погладил ее губы и с такой же нежностью посмотрел на нее.
– Нет. – Он сам ответил на свой вопрос. – Я бы не допустил, чтобы даже самая прекрасная повязка из нежнейшего шелка скрывала красоту твоих глаз.
Доминик прикоснулся к ее шее, и это заставило Мэг испуганно вскрикнуть.
– Я не принесу тебе вреда, – успокаивающе заговорил он. – Подобно моему соколу, ты слишком прекрасна и хрупка и в то же время отважна, чтобы я решился навредить тебе неосторожным движением. Закрой свои Глендруидовы глаза и просто отдайся ощущениям. Позволь мне прикасаться к тебе, пока ты не перестанешь бояться моей руки.
Доминик говорил и в то же время продолжал свои ласки, которые одновременно успокаивали и смущали Мэг.
Глаза ее медленно закрылись, что лишало ее возможности рассматривать проницательным женским взглядом мужскую душу. В течение долгого времени слышно было только потрескивание горящих дров в камине и слабое дыхание Мэг. Никогда прежде она не испытывала таких ощущений, какие вызывали в ней ласки Доминика.
– Это – как солнечный свет, – наконец прошептала Мэг, вспоминая тепло солнечных лучей.
– Что «это»?
– Твои прикосновения.
Доминик улыбнулся, и его улыбка была далеко не такой нежной, как его пальцы, но глаза Мэг были закрыты, и она не смогла уловить разницу.
– Этому есть только одно объяснение, – сказал он. – Твоя кожа такая же нежная, как лепесток самой прекрасной розы, которую я когда-либо видел. Ее нельзя трогать по-другому.
Улыбка заиграла на губах Мэг. Пальцы Доминика заскользили вниз от ямочки на шее до сверкающего ожерелья, лежавшего на груди. Мэг порывисто вздохнула.
