появления мастера Якова и приказала: — Сударь, в вашем аппаратусе появилась новая нужда. Проверьте его превосходительство на предмет годности к министерской должности. Что вы мнетесь? Какие трудности?
Тот набрался смелости и пояснил:
— Наш здравомер, извольте видеть, на разные членодвижения рассчитан и на разные должности: на фельдмаршала, обер-полицейского, даже на генерал-прокурора, а министр — это особая стать, тут не руками махать, а мозгой надо шевелить. Недаром говорят: министерская голова, — для нее другой настрой нужен.
— И много ли понадобиться времени?
— Месяца должно хватить.
Шешковскому, однако, очень хотелось стать министром, и он решительно заявил:
— Врет, бестия. Я, ваше величество, его давно знаю: мастер хороший, однако цену любит набивать. В два дня управится.
Тот попробовал было воспротивиться:
— Что вы, ваше превосходительство, в два дня никак не можно.
— Можно, я покажу тебе как…
— Ну не спорьте! — прекратила полемику Екатерина. — Как будет готово, тогда и проверим.
Она отпустила стариков. Храповицкий не скрывал недовольного вида, и Екатерина поинтересовалась причиной.
— Вы слишком высоко оценили заслуги своего верного пса, — ответил тот, — боюсь, что теперь он начнет кусать всех без разбора.
— И вы верите всем этим разговорам?
— Не верил бы, кабы в молодости сам не пострадал. От него ни одному молодому человеку прохода нет, можете у кадета спросить, — и кивнул на ширму.
Екатерина всполошилась:
— Боже мой, я о нем совершенно забыла. Господин поручик, идите сюда. Вы все слышали?
Нащокин выбрался из своего заточения, которое вовсе не утомило его. Он был бодр и радостно воскликнул:
— Слышал все, но услышал только то, что свидетельствует о мудрости и добросердечии вашего величества.
Ответ пришелся по вкусу, императрица милостиво проговорила:
— Вы делаете слишком большую апологию моим качествам, но на добром слове спасибо. Сослужите- ка мне службу, найдите способ посетить господина Шешковского и получить от него отеческое наставление, о чем мне после лично доложите. Только никому ни слова, пусть это будет нашей маленькой тайной. — Она протянула руку для поцелуя и, когда тот удалился, воскликнула: — Какой ловкий юноша! Надеюсь, он благополучно разрешит наш спор.
— Если вернется целым и невредимым, — буркнул Храповицкий.
Екатерина возмутилась:
— Адам Васильевич, вы совершенно невозможны! Будьте снисходительны, Шешковский вам в отцы годится.
— В деды, ваше величество.
— Тем более. Вам бы давно сказать, я бы приняла меры. Всегда есть средство успокоить мужчину, когда он проявляет агрессию.
— Боюсь, что Шешковский для этого средства староват.
— Вы плохо знаете мужчин. Они во все годы склоняются к женской ласке и умиротворяются через нее. Шешковский ведь давно вдовствует?
— Как себя помню.
— Вот видите, очерствел душой. Мы его, пожалуй, женим на какой-нибудь девице, заодно ее пристроим — жених не беден.
— Девицу сыскать легко, а старик может заупрямиться, в его годы трудно менять привычки.
— Пустяки, я уговорю. Я это умею и сосватала уже не одну пару.
Екатерина задумалась. Если говорить об умиротворении, то женитьба может и в самом деле оказаться подходящим средством. Она это хорошо знала и потому любила устраивать судьбы людей из своего ближайшего окружения. Сколько счастливых браков состоялось с ее легкой руки! Случалось, разумеется, и по-другому, но тут уж не ее вина. Она давала верный начальный толчок, а если семейный возок уводило в сторону, то винить следовало седоков. Правда, в последнее время ей приходилось исполнять роль не свахи, а доброй бабушки, чем не прочь были злоупотребить некоторые хитрецы. Нынешний воспитанник Эстергази был бы славным мальчонкой, кабы постоянно не плакался о бедности своих родителей. Он явно фальшивит, напевая с чужого голоса, и издает естественные звуки лишь когда пукает. Слава богу, таких не очень много.
Она знает довольно скромных и милых девиц, способных окружить старика заботой и лаской. Что еще нужно человеку на склоне лет? Вот хотя бы Аннушка Веселова. Сиротка имеет весьма скромный достаток и могла бы прилично устроить свою жизнь. Шешковский должен удовольствоваться малым приданым, ибо получит добрую супругу с золотым характером. Остается только уговорить его. Но ничего, она это умеет. Главное — возбудить в нем охоту к семейной жизни и навести на нужное решение.
Строго и по-деловому она распорядилась:
— Адам Васильевич, пусть наш жених будет завтра на балу у Безбородки. И велите прислать ко мне Анну Веселову.
Привыкший ко всему Храповицкий не удержался от досадного возгласа. Надо же так повернуть дело, чтобы мерзкий старик вместо наказания получил награду. И это с его собственной подачи! К несчастью, мысль о женитьбе так прочно овладела государыней, что для освобождения от нее понадобится время и особое ухищрение. С таким горьким для себя выводом отправился Храповицкий выполнять полученное распоряжение.
Аннушка Веселова была дочерью придворной портнихи, пользовавшейся большим расположением императрицы. Екатерина подчеркивала дружеские отношения с простолюдинкой, заставляла обращаться к себе на «ты», а семнадцать лет назад, облачившись в акушерский фартук, собственноручно помогла появлению на свет прелестной малютки. С тех пор государыня проявляла к девочке особое внимание и со смертью матери приблизила ее к себе. Положение Аннушки было неопределенно, но, судя по высочайшему вниманию, весьма завидно.
Девушка имела добрый нрав, всякая живность относилась к ней с удивительным доверием: поднимали хвосты и спешили прильнуть пугливые кошки, скалились в улыбке свирепые псы, безбоязненно слетались к руке веселые синички, даже деловито шныряющие мыши не спешили прятаться в норки, а спокойно поблескивали черными бусинками глаз. И люди, как бы ни хотели, не могли обидеть ее. Это был чистый лесной родник, замутить который не поднималась рука даже у самого худого человека.
Екатерина в полной мере испытывала очищающее действие этого родника и часто предпочитала общество скромной девушки многим высокородным особам. Она любила слушать в ее чтении модные романы — Аннушка так искренне переживала судьбу героев, что поневоле заставляла увлекаться слушательницу. У нее оказался несомненный сценический талант, и Екатерина с удовольствием занимала девушку в своих пьесах. С ней было интересно судачить и на житейские темы. Никто не умел так сгладить чужую вину, объяснить дурной поступок и увидеть светлую искорку в заведомо темном деле. Понятно, сколь ценен был такой лучик в дворцовой атмосфере угодничества и интриг, как желанны были искренние похвалы деяниям императрицы, произнесенные чистыми устами. Немудрено, что она часто приглашала Аннушку для доверительных бесед.
С недавних пор ее стала заботить дальнейшая судьба любимицы. Низкое происхождение исключало возможность достойного брака, а видеть Аннушку замужем за каким-нибудь писаришкой императрице не хотелось. К тому же щедрое приданое, на которое она бы не поскупилась, могло привлечь многих охотников до чужого добра. Мысль о соединении с богатым стариком показалась Екатерине привлекательной. Аннушка сразу же вспрыгивала на высокую общественную ступень, и через несколько лет, на которые природа продлит жизнь старика, девушка будет иметь прекрасную возможность распорядиться собственной судьбой.
