многие разительно переменились, особенно те, кто воспринял правила системы и стал беззастенчиво делать карьеру. Сережка в их числе. Ветров возразил, что так прямолинейно судить нельзя, у того свои убеждения.
— Нет у него никаких убеждений! — воскликнул Алишер. — Может быть, когда-нибудь и были, но он их так часто менял, что все забыл. Сережка по своему складу — аккуратный исполнитель. В такой роли он действует четко, потому и преуспел. Странно, что высоким воинским званием удостоен не самый отважный или умный, а самый осмотрительный. У системы был богатый выбор, но она остановилась на нем, представляешь, какого качества ее остальные функционеры?
В рассуждениях Алишера сквозила явная предвзятость, и Ветров посетовал, что тот слишком бесцеремонно расправляется со старым другом, не располагая по существу реальными фактами.
— Фактов много, — вздохнул Алишер, — мы одно время регулярно переписывались, так что все Сережкины коллизии мне хорошо известны. Семейная жизнь у него не вышла. Нина — баба властная и практичная, но уж больно неряшлива. Представляешь, какое это испытание для нашего чистюли? На этой почве начали конфликтовать, Сергей вздумал разводиться, да не тут-то было — Нинка забросала всех жалобами. В конце концов его вызвали и сказали: будет хотя бы еще одно письмо, ставь крест на своей карьере. И тот сломался, принял-таки Нинкин modus vivendi.[10]
— Вот и врешь, — обрадовался Ветров, — таким же чистюлей и остался, сам видел.
— Он душу отводит, когда ее на время выпроваживает. И плиту скребет, и унитаз чистит, не то давно бы грязью заросли. Говорю не в осуждение их быта, у нас не чище. Зато я никогда не был занудливым чистюлей, не возводил это дело в принцип. Да не это главное! Понимаешь, Нинка по существу предала его да еще пригрозила: будешь настаивать на разводе, всю жизнь поломаю. И наш очень правильный друг простил предательство.
Алишер открывал неизвестные Ветрову страницы жизни Ильина. Во время своей недавней встречи они с Сережкой как-то не особенно касались личного. И сейчас вести с Алишером квалифицированный спор о чете Ильиных он не мог, однако надеялся, что предстоящая встреча внесет существенные коррективы в прокурорское обвинение.
Ильины встретили радушно. Ветров давно не видел Нину. Знал, что после их разлада у нее с Сережкой завертелась горячая любовь, и предприимчивая Агния Львовна, решившая ковать железо, пока горячо, благословила молодых еще до того, как Сергей получил офицерские погоны. Лет десять спустя Женя случайно встретил Нину на отдыхе, заметно округлившуюся, и, глядя на ее соблазнительные формы, почему-то подумал, что Сергей вряд ли не носит рогов. И вот теперь он не без удивления смотрел на полную увядшую женщину с весьма выдающейся грудью, напоминающей палубу покачнувшегося авианосца. Нина не стала слушать извинений за приезд и необходимость делового разговора.
— Никаких дел! — решительно заявила она. — В кои веки встретились, сейчас будем обедать.
Ильины действительно готовились к трапезе, из кухни струились необыкновенно заманчивые запахи. Гости по привычке направились было туда, но наткнулись на недоуменный возглас хозяйки:
— Боже мой, джентльмены на кухне! Прошу в столовую.
В возгласе сразу обозначились аристократические замашки Агнии Львовны, которые теперь в полной мере проявляла ее дочь.
— Может быть, мы пройдем сначала в гостиную, — деликатно попросил Ветров, которому захотелось включиться в игру и потешиться над многокомнатной гордостью хозяйки.
— Нет, нет, у нас там не убрано, — откликнулась Нина из кухонных глубин, — прошу в столовую. Сергей Михайлович, проводите гостей, — и не успели друзья погадать относительно личности Сергея Михайловича, как она довольно громко прошипела: — Да не путайся ты под ногами, займи же их чем- нибудь.
Сережа вышел и широким жестом открыл дверь в столовую. Если здесь, по мнению Нины, был порядок, то можно себе представить, что творилось в других комнатах. Обстановка неестественной стерильности, окружавшая Ветрова в прошлый приезд, теперь разительно изменилась. Сергей как-то напряженно засуетился, стал убирать разбросанные по комнате вещи, задвигать ящики буфета, поправлять стулья. Потом принялся расстилать скатерть, на которой обнаружились пятна, смутился и отправился за советом. Супруги советовались громко и не очень миролюбиво, после чего он возвратился и с виноватой улыбкой сказал, что все скатерти в стирке. Гости в один голос попросили не придавать значения пустякам и предложили посильную помощь.
— Джентльменов просят набраться терпения и не возникать, — попросил он.
— Курить хотя бы джентльменам можно? — не выдержал Алишер.
— Это сколько угодно, у нас семья богемная, сами понимаете.
Едва они расположились в углу, как в столовую с шумом и дребезжанием въехала большая телега, вся уставленная посудой, бутылями и закусками. Нина уже успела переодеться, теперь на ней была светлая и довольно тесная блузка, призванная, надо полагать, сыграть своеобразную роль корсета, а на палубе развернуты две линии украшений. Предпринят также намек на боевую раскраску. Просто удивительно, когда она, занятая кухонными делами, все это успела. Правда, позже при внимательном рассмотрении Ветров понял, что особенно удивляться нечему. Нина действительно все делала чрезвычайно быстро, но как-то через пень-колоду, даже не делала, а обозначала действие. Румяна положены неаккуратно, бровь нарисована только одна, брошь перевернута, блузка сбита, посуда расставлена без всякого лада. Сергей шел вслед за ней и пытался придать сервировке хоть какое-то благообразие. Наконец сводными усилиями четы стол был накрыт и, как бы ни судили завистники-злопыхатели, вышел невиданно роскошным. Во всяком случае, вчерашние слова Алишера о бутылке и хозяине казались здесь пещерным юмором. Наличие хозяина в этом доме исключалось.
Особенно поражала номенклатура напитков. Эстеты по этой части в результате проведения антиалкогольной кампании почти совсем перевелись. Гости с изумлением смотрели на хоровод бутылок с давно забытыми названиями — «Оджалеши», «Ахашени», «Тэтра». В центре хоровода гордо мерцал серебряной этикеткой «Енисели», а в стороне от благородных напитков жались скромные «Три богатыря». Из телеги торчали головки других винных раритетов, правда, когда Сергей схватился за одну из них с намерением выставить на стол, Нина сердито пресекла попытку:
— Куда? Неужели вас не научили, что «Шартрез» подается к десерту? — и развела руками, как бы извиняясь за вопиющую этикетную неграмотность. Гости великодушно извинили, тем более что последовательность употребления напитков для них не играла роли — одному предстояло вести машину, а второй хранил верность сухому закону. После недолгих и безрезультатных переговоров каждый был предоставлен самому себе.
Мужчины вели себя осторожно, опасаясь уронить джентльменское достоинство, зато первоначальная чопорность хозяйки исчезала на глазах. Она уже не требовала пополнять свою рюмку, а наливала сама, отдавая предпочтение объятиям крепких «Богатырей». Лицо ее раскраснелось, палуба ходила ходуном, принимая на себя часть закусок. Такая метаморфоза симпатий у Ветрова не вызывала, его вообще раздражала всякая чрезмерность: будь то хлещущие будто из пожарных шлангов кинематографические дожди или десятки кружек, которыми обставляют себя иные посетители пивных.
«Куда же исчезла та ангельская девочка из юности, изящно выточенная статуэтка, у которой даже от кваса кружилась голова? — думал он, поглядывая на ту, что носила высокое звание „Первая любовь“. Какое же счастье, что мне был вовремя ниспослан ангел-хранитель, излечивший от любовного недуга». Сам ангел сидел в торце обеденного стола и демонстрировал все правила хорошего тона. Если он работал на контраст, то это у него здорово выходило.
Употребление напитков и закусок хозяйка пыталась сочетать со светской беседой об искусстве и модных книжных новинках. Суждения ее были очень поверхностными, особенно в сравнении с основательными приговорами Алишера.
— Да что книжки, — не в них дело, — тряхнула Нина куриным крылышком, которым собиралась закусить, и тут же посадила на свой аэродром часть этого летательного аппарата, — надо уметь жить — вот мудрость жизни! Вам, господа хорошие, этой мудрости никак не осилить. Все принципы свои выставляете, слова красивые говорите. Не в них дело! Нужно сначала занять высокое положение, добраться до командных рычагов, а потом уж говорить о принципах. Тогда от них будет польза и своя жизнь устроена.
