– Что ты делаешь? – поинтересовался он, присаживаясь рядом.
– Проверяю одну догадку. Такими мазками художники иногда пользуются, чтобы скрыть истинное полотно.
– Иными словами, маскируют ценную картину мазней, чтобы вывезти ее за границу? – спросил Валентин.
– Необязательно думать сразу о криминале. Но эта картина явно двойная. Странно, что Элеонора, такой отличный эксперт, этого не заметила. Видимо, она слишком была возмущена таким подарком, что не заметила подделки.
– А при чем здесь твоя Элеонора? – спросил Валентин.
– Эту картину подарили ей, она ей не понравилась, и я попросила ее у нее.
– А вдруг там под слоем краски ценное полотно? – поинтересовался Валентин.
– Допускаю такой вариант. Но неужели ты думаешь, что я присвою себе чужое? Не знаю, какие дела проворачивает уважаемая Элеонора, но ценное полотно я ей верну в целости и сохранности.
– Я могу тебе помочь? – оживился Валентин.
– Бери вот этот раствор и губкой пропитывай краску.
– Я не поврежу нижнее произведение?
– Не бойся, оно покрыто защитным слоем, мы снимем только позднейшее изображение, не представляющее никакой ценности, – успокоила его Алиса.
Валентину оставалось только повиноваться.
– Я не знал, что творческая работа такая увлекательная, – откинул со лба волосы Валентин, – а уж после того, как я увидел твой дизайн, мне стало стыдно за свой ремонт у тебя в квартире.
– Ты сделал все от души, – засмеялась она.
Ей было очень смешно наблюдать за Валентином, высунувшим язык, губкой осторожно смазывающим картину специальным раствором. Он напоминал прилежного первоклассника, старательно выводящего буквы в прописи.
– Не бойся, нажимай сильнее, – подбодрила она его.
– Ты же сегодня должна была быть в свадебном салоне и выбирать себе платье? – напомнил Валентин, оторвавшись от интересного занятия.
– Будет у меня платье, успокойся. К свадьбе будет, если меня не постигнет судьба его первой хозяйки, – ответила Алиса.
– Какая судьба? О чем ты?
– А… так… мысли вслух, – отмахнулась она и погрузилась в творческий процесс.
Они вошли в раж и на протяжении нескольких часов работали над полотном. Алиса только один раз прервалась и принесла кофе. Под верхним рисунком стал просматриваться другой абстрактный рисунок.
– Знаешь что… – вытерла пот со лба Алиса, – я, конечно, не эксперт, но могу сказать, что вторая картина тоже не представляет никакой ценности. Одна мазня нанесена на другую. Можно больше не продолжать.
– Нет уж, давай отчистим полотно, – возразил Валентин, который привык все доводить до конца.
Они проработали еще какое-то время, и вот их глазам предстало полотно с зелено-малиновыми закорючками на коричневом фоне.
– Жуть, – заключила Алиса, – рисунок сверху получше был. Кто мог додуматься подарить этот кошмар такой изысканной ценительнице искусства, как Элеонора?
Валентин внимательно всматривался в произведение.
– Похоже на буквы.
– Какие буквы? Мазня пьяной обезьяны. Ты представляешь, требовали, чтобы картину повесили на правую сторону в кабинете Эли! Вот умора! Она сидела бы за своим столом и «наслаждалась» этим кошмаром!
– А почему именно на правую? – удивился Валентин, чем вверг Алису в задумчивость.
– Знаешь, а ведь этот горе-художник, по всей видимости, бывал в кабинете Элеоноры. Ведь левую сторону в ее кабинете занимает зеркало, и повесить картину можно только справа, – ответила Алиса.
– У тебя в прихожей большое зеркало, сейчас я его принесу.
– Что ты задумал? – спросила она удивленно.
– Сейчас проверим.
Валентин принес зеркало, установил напротив картины и направил на нее свет. Изображение отразилось в зеркале. Алиса, не мигая, смотрела и боялась поверить в увиденное, вернее, прочитанное.
«Мне это мерещится, мне это кажется, этого не может быть…» – думала она.
– Ты видишь? – в звенящей пустоте комнаты раздался голос Валентина.
– Значит, ты тоже видишь? – прошептала она в ответ.
– Вижу…
