сложенными на груди желтоватыми пухлыми руками.
– Да?.. – заорал в ответ Колодников, чувствуя, как тяжелеет от прихлынувшей крови лицо. – А из морга ты еще меня не забирала? Скажи спасибо, что вообще живой пришел!..
Судя по тому, что супруга так и отпрянула, Колодников был страшен.
– Дима! – взвизгнула она, и Алексей поспешил взять себя в руки.
С видом оскорбленного достоинства он расстегнул куртку и снял шапочку. Александра ударилась в слезы.
В Димкиной комнате что-то грохнуло, скрипнуло, затем дверь приоткрылась.
– Чего орете? – мрачно осведомилось дитя любви.
При взгляде на него у Алексея чуть не выпала куртка из рук. Оплывшая Димкина физиономия вновь сияла глянцем свежих кровоподтеков. Этюд в багровых тонах. К левой, надо понимать, рассеченной брови сын прижимал влажный марлевый тампон с кровавым пятном. Запахло одеколоном.
– Дома не бываешь!.. – рыдала Александра. – А с ним, смотри, что опять сделали!..
– Ты же с проспекта шел… – в недоумении выговорил Алексей.
Правый, не прикрытый тампоном глаз уставился на Алексея с недоверием и, как тому показалось, со страхом.
– Откуда знаешь?..
– Да я как раз из другой арки во двор входил…
– Дай промою!.. – взмолилась со всхлипом Александра. – Ну что ж ты одеколоном? Это перекисью надо…
– Да погоди ты, ма!.. – Димка досадливо мотнул головой, тут же сморщился от боли и снова повернулся к отцу. – Из какой арки? Из старой? Там же сейчас Скуржавый с пацанами!.. Полтину поминают…
– Да знаю… – недовольно отозвался Алексей и повесил наконец куртку. – Я там тоже посидел с ними, помянул…
От изумления Димка даже тампон от брови отнял. Ох, глубоко рассекли… Шрам будет… Хорошо хоть губы на этот раз уберег – почти не шепелявит…
– Со Скуржавым?..
– Шел мимо, окликнули… – пояснил Алексей. – Выпил с ними рюмку за упокой… Потом смотрю: народу в арке много, напрямую идти неловко… Решил обойти…
– Ах, ты с ними еще и пил?.. – взвилась Александра. – Они сына твоего изувечили, а ты с ними…
– Мать!.. – проскрежетал Димка – и Александра умолкла.
Алексей, гримасничая от сочувствия, рассматривал Димкины повреждения.
– Что… и в той арке тоже кто-то поминал? – упавшим голосом спросил он.
Сын в ответ лишь коротко вздохнул. Алексей растерялся окончательно. Он мог поклясться, что в каменной норе, выходящей на проспект, никого не было.
– Но ты их хоть… видел? – Последнее слово Колодников произнес чуть ли не шепотом. Вспомнились вновь двусмысленные и зловещие Борькины байки, пустая гулкая арка и брюзгливый голос оперуполномоченного: «Сквозь очки вас ударили, получается…»
– Никого я не видел…
– Как не видел? Проспект же! Светлым-светло!..
– А так! Не видел – и все! – огрызнулся Димка и затравленно взглянул на отца неповрежденным глазом.
Угомонились лишь во втором часу. А ближе к двум раздался настойчивый звонок в дверь. Алексей выругался шепотом, вылез из-под одеяла и пошел открывать. «Если опять Борька – придушу…» – мрачно подумал он, нашаривая выключатель в прихожей.
– Кто там?..
– Алексей Петрович Колодников здесь проживает?
– А в чем дело?
– Так проживает или нет?
– Да, – злобно сказал Алексей. – Проживает. Это я…
– Вы сегодня во сколько с работы вернулись?
– А в чем дело?
– Я из милиции, – проникновенно произнесли за дверью. – Вот удостоверение… Да вы выгляньте в глазок…
Колодников заглянул в дверной глазок. В желтоватом пузыре линзы плавала муть. Напрягши зрение (и воображение впридачу), Алексей в конце концов признал в причудливой тени руку с развернутой книжечкой. Оглянулся на обе прикрытые двери. Александра приняла снотворное и, надо полагать, уже спала без задних ног, а Димка, если и слышал препирательства в прихожей, то скорее всего затаился от греха подальше.
– А в чем дело?
– Да вы откройте сначала…