бутылка…
Он обернулся. Незалепленный пластырем глаз Димки смотрел на него чуть ли не с ужасом.
– То есть выпил я с ними… – малость переведя дыхание, продолжал с содроганием Колодников. – Дошел до угла, свернул… И в этот самый миг, получается, все и началось!.. А задержись я на минуту…
Алексей запнулся, испытав то странное ощущение, когда, закурив, бросаешь горелую спичку в угол, а она застывает в воздухе, не долетев до стены, и отказываешься верить глазам. Так не бывает! И лишь потом с облегчением замечаешь, что спичка попала в паутину…
Так не бывает! Не было ни грохота взрыва, ни автоматных очередей, ни криков, ни шума схватки… Был только гулкий двор, траурные тихие вздохи плейера, желтизна свечей… Он прошел мимо и даже не повернул головы. А в это время в арке, получается, в живых оставался всего один человек – тот, что зацепил потом в агонии бутылку…
– Ментам… – просипел Димка. – Ментам ты об этом сказал?..
– Нет, – бросил Алексей.
Широкие плечи сына расслабились.
– Слава Богу…
Анальгин подействовал, но голова все еще оставалась тяжелой, и Колодников решил, что глоток свежего воздуха ему просто необходим. Вязаную шапочку он даже надевать не стал – сунул в карман куртки. Ступив на крыльцо, Колодников сразу же увидел изливающуюся из четвертого подъезда толпу. Значит собрание кончилось. А здоровый, должно быть, актовый зал в домоуправлении – выходят и выходят… Вроде не воскресенье, не суббота, а смотри, сколько народу!..
Надо полагать, ни до чего хорошего жильцы на собрании так и не договорились. По квартирам разползтись не спешили, сбивались в группы и яростно продолжали что-то обсуждать. В центре одного такого скопления неистовствовала Александра. Алексей неспешно сошел с крыльца.
– Стрелять! Стрелять, как бешеных собак!.. – надсаживался поблизости дребезжащий старческий голосок. – Это же не люди, это, я не знаю… Звери какие-то!..
– Ну и чем вы тогда недовольны?.. – невозмутимо обронил Колодников, поравнявшись с кровожадным жильцом. – Всех и постреляли… Постреляли, порезали, еще и гранату им в арку кинули…
Пенсионер в пыльно-черном костюме с запекшимися на хилой груди орденскими планками обратил к Алексею трясущиеся морщины. Холодновато, пожалуй, по нынешней погоде в пиджачке – зато все награды наружу. В глубине складок вокруг рта и у подбородка ветерана тускло мерцали подобно железным опилкам остатки щетины.
– Это самосуд!.. – взвизгнул он. – Это свои же и перестреляли!.. А их по суду надо было! По закону!.. И тех, и других!.. – Растопыренные старческие пальчики прыгнули чуть ли не в лицо Алексею. Крутые за такой жест, если верить фольклору, уже бы грохнули. – Да своими бы руками, не колеблясь…
– Так по суду или своими руками?.. – не без ехидства осведомился Колодников, и немедленно был атакован с фланга плотной крашеной дамой (с четвертого, кажется, этажа).
– А почему вы не были на собрании? – крикнула она.
Алексей медленно (главное – все делать медленно, иначе опять скрутит) повернул голову.
– А почему вы не пошли в понятые?..
Та не поняла.
– Когда вчера из милиции… в дверь звонили… – так же размеренно продолжал Колодников. – Вы почему не открыли?..
Дама растерялась.
– Я спала… не слышала…
– Все… спали… – презрительно шевельнув краешком рта, выговорил Колодников. – Носа никто не высунул… Я один, понимаешь… как пионер… полночи с ментами кишки со стенок соскребал…
Дама чуть отшатнулась и, заметно побледнев, сглотнула.
– Вот-вот… – мстительно молвил Алексей. – Уже и позеленели…
Однако в следующий миг на него тоже накатило. Зажмурился, переждал дурноту, а когда вновь открыл глаза, ветеран был на месте, а вот дамы нигде не наблюдалось.
– Слаб народ… – с удовлетворением пробормотал Колодников, цитируя дословно давешнего мента.
– Слаб?.. – тут же взвился ветеран. – Да я на одной Курской дуге больше мертвых закопал, чем ты живых видел! Раньше бы, я не знаю… Своими бы силами порядок навели!.. Ну вот что от вас толку? – заорал он вдруг кому-то, оборачиваясь. – Лампасы нашили, индюками вырядились, а как до дела дойдет – и нет вас!..
Колодников посмотрел, на кого это он так, и увидел возвышаюшегося над толпой богатырского сложения мужчину с буденовскими усами. Одет был усач и впрямь живописно: синий френч, галифе с широкими красными лампасами, на портупее вместо кобуры – нагайка. Наряд завершали подполковничьи погоны и милицейская фуражка с двуглавым орлом.
Есаул, должно быть… Или кто у них там еще у казаков? Атаман? «И за борт ее бросает?..»
– А что мы можем? – побагровев, рявкнул усач. – У них вон автоматы у гадов!.. С нагайками, что ли, нам против них выходить?.. С шашками в пешем строю?..
– Да хоть бы и с шашками! – запальчиво отвечал ветеран. – У нас в полковой разведке и с кортиком против «шмайсера» выходили! Так-то вот!..
«Эк, загнул!.. – подивился про себя Колодников. – Недовоевал, видать…»
