Оставалось одно: стряхнуть погоню, добраться до ближайшей тени и просить подкрепления, что караванный и сделал. Пять мятежных кораблей преследовали его почти полдня, потом отстали, и досточтимый Хаилза взял курс на тень Ар-Льяты, еще не зная, что и этот оазис непонятно по какой причине тоже успел взбунтоваться.
В эти дни, наверное, один лишь Улькар не был поражен тем, сколь дружно и слаженно полыхнула мятежом вся Пальмовая дорога. Уж он-то лучше кого-либо другого знал подлинную историю восстания в Харве. Он прекрасно отдавал себе отчет, какой страшный враг тайно противостоит ему, он боялся этого врага, но уже ничего не мог поделать с собственным безумием. Ослепленный гордыней, государь, должно быть, и сам отчасти поверил в свою божественную сущность, о чем внушал подданным вот уже в течение двух лет. И впрямь: кто еще, кроме бога, решился бы помериться силами с владельцами кивающих молотов!
Простые же смертные были просто ошеломлены. Пальмовая дорога, безропотно позволившая уничтожить отцовскую веру, развалить многочисленные храмы и храмики Четырех Верблюдов, обложенная невыносимо тяжкими податями и налогами, притихшая испуганно в своих рассеянных в пустыне оазисах, внезапно сорвалась с якоря точно так же, как сорвалась с якоря несколько лет назад сама Харва.
На узкие извилистые улочки селений из-за глинобитных стен с воем «Шарлах! Шарлах!» хлынули вооруженные толпы; стоящие в гаванях боевые корабли захватывались почти без боя; забитые телами голорылых арыки разливались; шипела, съедаемая пылью, мутная смешанная с кровью вода. Рушились на вымощенные гранитом площадки бесчисленные изваяния государя, взамен откуда-то извлекались и водружались на столбы по углам полуразваленных святилищ чудом сбереженные статуэтки и бронзовые морды Четырех Верблюдов; полыхали бараки вместе с затворившейся в них стражей.
Случившееся в тени Ар-Аяфы еще можно было как-то объяснить естественными причинами: оскорбительным поведением караванного, убийством нищего, приходом настоящего Шарлаха. Но кто подал сигнал к восстанию в других оазисах? Откуда взялось оружие, включая неслыханные зеркальные щиты, бросающие палящий солнечный блик на добрую сотню шагов? Почему главари точно знали, что нужно идти в тень Ар-Аяфы, где их, якобы, поджидает таинственный Шарлах, готовый повести мятежников на ненавистную Харву?..
Задавать эти вопросы было просто некогда.
Отогнав досточтимого Хаилзу подальше от оазиса, Ар-Шарлахи отсигналил «Бархану» приказ остановиться и подождать отставшие две каторги и парусник. Продолжать преследование не имело смысла. Во-первых, где-то в тылу остался почтовик Шарлаха, а во-вторых, пора было выяснить, что же все-таки наконец происходит. Кроме того, Алият яростно настаивала на немедленном возвращении. Мысль о том, что бывший ее любовник ускользнул, можно сказать, прямо из рук, приводила эту кобру в бешенство. У Ар- Шарлахи не было причин желать добра своему полутезке, но, глядя на Алият, он уже невольно начинал ему сочувствовать.
В светло-зеленой с серебряной вязью корме «Бархана» открылся люк, и на слепящий песок полдня спрыгнули несколько человек в белых балахонах. Все в повязках, ни одного голорылого. Среди прочих выделялся огромный грузный чуть прихрамывающий мужчина, чем-то неуловимо похожий на судью Ар- Мауру. Сходство это по мере приближения их к «Самуму» все усиливалось и усиливалось, пока Ар-Шарлахи не понял, испытав легкое потрясение, что это и есть судья собственной персоной. Досточтимый шел несколько понурясь, и невольно возникало подозрение, что идет он сюда не по своей воле.
Ар-Шарлахи не успел еще утвердиться в этой мысли, когда рядом злорадно расхохоталась Алият.
– Гляди! – крикнула она в полном восторге. – Гляди, кого ведут! Да это ж тот твой дружок, что тебя Улькару подсунул! Ах, варан! Мало того, что предал, мало того, что травануть хотел, – еще и с караванным снюхался!.. Тесна пустыня…
Глава 28. ПРОСТИ, ТАК УЖ ВЫШЛО…
Они стояли на палубе «Самума» лицом к лицу, два наследника и потомка владык Пальмовой дороги, оба рослые, широкоплечие, осанистые. Судья, правда, постарше, погрузнее и прихрамывает слегка, но в общем порода одна. Горячий ветер трепал белые балахоны.
– И как ты намерен со мной поступить? – бесстрашно глядя в глаза Ар-Шарлахи, спросил судья.
– Еще не знаю, – буркнул тот, хмуро отводя взгляд. Странно, но ненависти к лукавому Ар-Мауре он почему-то не испытывал. Злость да еще, пожалуй, неловкость – вот и все чувства, вызванные внезапной этой встречей.
– Колеблешься: вздернуть меня на рее или же закопать в песок?
– Хорошо бы и то и другое… – процедил Ар-Шарлахи, исподлобья оглядывая досточтимого. – Сначала закопать, а потом вздернуть. Или наоборот…
Ар-Маура, должно быть, хотел отпустить еще одну предсмертную дерзость, но вдруг грузные плечи его опали, а большие чуть выкаченные глаза наполнились тоской и усталостью.
– Ты вправе не поверить мне, – севшим голосом беспомощно начал судья, – но я рад за тебя. Помнишь наш разговор перед тем, как все это случилось? Я ждал, я надеялся, что хоть кто-нибудь из нас бросит вызов Улькару… Вот дождался… – Он усмехнулся и вновь взглянул на Ар-Шарлахи в упор. – Странно… Мне тогда и в голову не могло прийти, что это все-таки будешь ты.
– Отчего же! С твоей-то помощью…
– Кстати, если бы не эта история, – заметил судья, – ты бы так и ходил до сих пор за брусом…
– Благодетель… – медленно проговорил Ар-Шарлахи. – Значит ты это все затеял ради меня?
– Послушай, – сказал судья. – Я знаю, что со стороны все выглядело достаточно подло. Но ведь я выручал тебя, сколько мог, вспомни!.. А ты, по сути дела, помог бежать Шарлаху…
– Поможешь тут! С удавкой на шее!.. – И Ар-Шарлахи, как бы удивляясь, качнул головой.
– Да пойми же ты! – то ли взмолился, то ли прикрикнул досточтимый. – У меня на шее была точно такая же удавка, как у тебя, разве что невидимая!.. Помнишь, что я говорил тебе про Улькара? Боги не прощают тех, кто знал их еще людьми. И потом… Ар-Шарлахи! Разве я набрасывал на тебя удавку? Кто втравил нас всех в эту историю? Кто виноват больше: она или я? Однако помирился же ты в конце концов с этой коброй!.. А меня ты даже выслушать не хочешь!..
Ар-Шарлахи молчал. Раскаленный ветер трогал корабль, словно пытаясь сдвинуть его с места, щелкали
