– Сейчас иду.
– А… – Айча вопросительно указал глазами на досточтимого Ар-Мауру.
– Судья останется здесь. У дверей выставить стражу. Пошли.
Пыль ползла со стороны тени Ар-Нуера и могла быть поднята кем угодно. Будь это в окрестностях Турклы, Ар-Шарлахи решил бы, что имеет дело с купеческим караваном. Однако торговцы с Пальмовой дороги в последнее время предпочитали в связи с налогами больше одной каторги не снаряжать.
В скорости неизвестный караван явно проигрывал кораблям мятежников, и Ар-Шарлахи, понаблюдав некоторое время за кривляющейся песчаной гривкой, снова сошел вниз. Никакой стражи у двери каюты караванного он не увидел, и это сильно его обеспокоило. Придерживаясь за стенку, заторопился, рванул ручку. Каюта была пуста.
– Айча!
– Айчу!.. Айчу к Шарлаху!.. – наперебой подхватили наверху несколько голосов, и вскоре по лесенке, ведущей на палубу, ссыпался коренастый встревоженный Айча.
– Где караульный? – напустился на него Ар-Шарлахи. – Где пленник? Что происходит, верблюд тебя затопчи?..
– Н-не знаю… – Айча испуганно моргал.
– Кого ты поставил у двери?
– Горху.
– Одного?
– Да. Горха – он один троих стоит…
– Обыскать корабль! – рявкнул Ар-Шарлахи. – Если окажется, что судья сбежал…
– Да куда он сбежит? – попробовал урезонить главаря растерянный Айча. – Пустыня же…
Ар-Шарлахи выругался и кинулся к лесенке на палубу.
– А ну-ка найти мне Горху! Живо!..
Искать не пришлось. Огромный разбойник уже стоял перед Ар-Шарлахи, преданно пялясь на него вечно воспаленными глазами.
– Почему ты здесь? Где судья?
Горха опешил.
– Там… – И он повел ручищей в сторону кормы.
– То есть… где? – Голос Ар-Шарлахи упал до шепота.
– Н-ну… Алият приказала высадить его на ходу, вино ему с собой дала… Ну я и… высадил… через кормовой люк…
– А я что приказывал?
– Так это… – Горха сбился окончательно. – Я-то думал, что это ты ей велел…
Мысленно застонав, Ар-Шарлахи плотно зажмурил глаза. «Ну все, кобра!.. – подумал он с угрюмой решимостью. – Это была твоя последняя шуточка!..»
– Готовимся к повороту! – скомандовал он и двинулся по кренящемуся настилу в сторону рубки. – Возвращаемся!..
Ощерив редкие желтые зубы судья Ар-Маура лежал на вершине бархана, и лицо у него было того же страшного синеватого оттенка, что и у Рийбры, найденного мертвым в своей каюте дней десять назад. Точно так же валялся рядом оплетенный кувшинчик; влажный песок, вобравший остатки отравленного вина, запекся черной коркой. Досточтимый Ар-Маура знал, что посреди пустыни на выпивающем влагу ветру ему все равно не дожить до вечера, и предпочел быструю смерть от яда.
Спрыгнув из бортового люка и чуть не подвернув при этом ногу, Ар-Шарлахи взбежал на бархан и остановился над телом судьи. Досточтимый страдальчески скалился в пылающее небо, медленно остывая на солнцепеке. Край балахона был уже слегка припорошен песчинками. Точно так же, как в прошлый раз, Ар- Шарлахи сделал над собой усилие и закрыл повязкой тяжелое землистого цвета лицо с серебристой щетиной, лежащей кольчужными складками. Медленно выпрямился.
– Прости… – с трудом разомкнув спекшиеся губы, хрипло шепнул он. – Так уж вышло…
Поднял глаза и увидел, что вокруг столпилась добрая половина команды с «Самума». Люди стояли молча, обратив к главарю напряженные, встревоженные лица.
– Где?.. – отрывисто спросил Ар-Шарлахи и принялся озираться.
Алият оказалась в двух шагах; странно, как это он не заметил ее сразу же. Темные прищуренные глаза смотрели с вызовом. С вызовом?.. Да нет, не просто с вызовом. С легким презрением, отчасти с жалостью. Так, во всяком случае, ему показалось.
– Ты… – прерывистым грудным голосом бросил он и умолк.
«Ты набросила на меня удавку… Ты втравила меня в эту подлую игру… Ты не отпустила меня в Туркле… Ты моими руками хочешь поджечь Пальмовую дорогу, ты хочешь сделать из меня такого же подонка, как Улькар… А теперь ты убила Ар-Мауру… Ты! Ты! Ты!..»
– А Рийбру – помнишь? – прозвучал ее ленивый с хрипотцой мальчишеский голос и отозвался в костях дрожью ненависти. – Не укради он у тебя тот кувшин, лежал бы ты сам тогда синенький в своей каюте…
