же день после голосования, поднял с постели почти больного и повез с собой в телецентр.
— Бесподобно! Мощно! — гремел Буба, когда они летели с ним на телевизионном флайере. — Твоя последняя фраза в Мудрилище войдет в историю! Это же гениально! Ты сразил их всех наповал своей благодарностью!
Буба клялся, что так просто этого дела не оставит, что все ватажники Свистуна возмущены поведением метров, на клуб надвигается гроза.
— Пора, пора публично высечь это старичье, — шумел Буба. — Они, словно пауки, опутали своими сетями элитарные клубы, душат молодежь. Они попирают священный Принцип Большого Удовольствия! Вот мы устроим им телевизионный тайфунчик!
…Тайфунчик начали «Совы» проблемной передачей «Что происходит с клубом СВОЛИЧ?». Экспансивный предводитель ватаги громил мудрил, обвиняя их в позорном чувстве зависти к молодому таланту, говорил, что тайное голосование — система выгодная только для бездарей и интриганов. Кандидаты выставляются не по их личным заслугам, а по чьим-то симпатиям, умению подмазаться к метрам. «Почему бы мудрилам не высказывать свое мнение открыто, как это делали еще в эпоху Тьмы? — вопрошал Буба. — Кого они боятся? Или им есть что скрывать?»
Вслед за «Совами» выступили «Москиты», «Скорпион», «Горчичник» и еще с десяток телеватаг. На клуб обрушился вихрь острокритических репортажей, дискуссий, телезаседален.
Телевизионный тайфунчик продолжался с неделю и был подавлен объединенными усилиями нескольких клубов, к которым обратились за помощью избиваемые своличи. В Директорат роботов Астры была послана жалоба на «безответственных телеболтунов, подрывающих своими клеветническими измышлениями самый институт элитарных учреждений», и Директорат, обсудив жалобу, направил предводителям телеватаг пред-писалку, рекомендующую «смягчить тон высказываний в адрес Особо Значительных Персон».
Ослушаться верховного органа власти эфирные витязи не посмели и поэтому, побушевав еще немного, утихомирились.
Лаки впал в уныние. Телевизионный тайфунчик обозлил мудрил, о звании четвертьметра теперь и мечтать не приходилось. На Бубу надежды тоже были плохи. Правда, он хорохорился, говорил, что плевать хотел на Директорат, что еще «всыплет этому старичью». Может, и всыпал бы, да что толку! Изменить результаты голосования он все равно уже не смог бы.
В клубе как-то сразу погас интерес к мятежному изобретателю. Зига в упор его не замечал, рассерженные мудрилы и слышать о нем не хотели, а стажеры, трусливый народ, видя, что Лаки безнадежно проиграл, отвернулись от него. Даже тупица Хари Патиссон заважничал. Как же! Он был теперь четвертьметр, владелец экспериментариума, и, встречаясь с Лаки, говорил с ним хамски снисходительным тоном, как старший с младшим.
Вот кто ни на минуту не забывал о существовании Лаки, так это Рабик Тушка. Не раз, бывая в экспе- риментариуме, Лаки натыкался на его злобный, полный ненависти взгляд. То ли Рабик узнал откуда-то о проделке Бубы, то ли по причине перенесенного из-за Лаки унижения, но ненавидел он его теперь лютой ненавистью. От Рабика можно было ждать большой пакости…
«Бросить все и улететь к головоногим в созвездие Паука?» — размышлял Лаки, лежа у себя дома на кушетке и глядя без смысла на телестену, где в этот момент разыгрывалась очередная космическая баталия. Он уже несколько дней не ездил в клуб и все думал, как жить дальше. После тайфунчика в другой клуб его побоятся принимать, а оставаться всю жизнь стажером, имея талант, — нет, такая участь не для него! «Лететь, лететь… — убеждал себя Лаки, — головоногие не такая дрянь, как люди, они оценят курнакин…».
— К вам пришел господин Маги Глобус. Прикажете принять? — послышался над ухом голос робота Бимса.
Лаки хмуро покосился на слугу.
— Что ты мелешь? Какой еще Маги Глобус?
— Маги Глобус, метр-прим из вашего клуба. Он говорит, что пришел по очень важному для вас делу.
Лаки ошарашенно уставился в спокойно-неподвижное лицо Бимса, переваривая удивительное сообщение. Чтобы метр-прим, член совета Мудрил, пришел домой к простому стажеру, да еще в такой момент! Или старик совсем свихнулся, или случилось что-то невероятное. В следующую минуту Лаки вскочил с кушетки и бросился в спальню к шкафу с одеждой.
— Что же ты стоишь? Немедленно приглашай господина метра! — закричал он, срывая с себя домашнюю куртку. — И займи его чем-нибудь. Я сейчас.
Через несколько минут, одетый и причесанный, с радушной улыбкой на лице, Лаки вошел в гостиную, где уже сидел Маги Глобус — старый человек в пурпурной мантии, похожий на пеликана из зоопарка. Его маленькие светлые глазки были печальны, а худое, сморщенное лицо с толстым висячим носом выглядело изможденным.
— Вы, конечно, удивлены моему визиту? — сказал он, часто моргая по старческой привычке.
— Да, — глупо улыбаясь, кивнул Лаки.
Он не знал, как себя вести в столь необычной ситуации.
— Я не сплю много ночей, — продолжал Маги. — Все думаю о вашем изобретении. Да вы садитесь…
Лаки робко присел на краешек второго кресла.
— …Две десятидневки назад мне довелось посмотреть секретную видеозапись, — говорил Маги тихим, печальным голосом. — Показывали, как умирают старики в космических изоляторах. Вы вряд ли знаете, что незадолго перед смертью людей помещают в изоляторы.
— Не знаю, — сглотнув липкую слюну, помотал головой Лаки.
— Это ужасное зрелище, господин Курнаки. Как они мучаются! Как боятся умирать! Если бы вы видели их глаза! Гораздо человечнее было бы заблаговременно усыплять их, но по нашим законам это считается убийством. Роботы категорически отказываются идти на такую меру. Специалисты из Директората говорят, что искусственное прекращение жизни противоречит ПБУ, а идеология для них превыше всего.
Лаки сидел ни жив ни мертв. Старик говорил о вещах, категорически запрещенных для разглашения. Уже слушать его было преступлением. Однако Лаки слушал, потому что деваться было некуда.
— Вы, кажется, говорили на совете, что курнакин можно применять не только для трансформации телесных болевых ощущений?
— Да, — проронил Лаки. — Я так говорил.
— А скажите в таком случае, — старик замялся, подыскивая подходящее выражение, — а… душевную боль… кажется, так ее называли в эпоху Тьмы… ее можно трансформировать в наслаждение?
Это был странный и неожиданный вопрос. До Лаки не сразу дошел его смысл.
— Не знаю… наверное, — сказал он неуверенно. — Нужно проводить опыты, а у меня нет экспериментариума.
— Я отдам вам свой экспериментариум, господин Курнаки, работайте сколько хотите, только сделайте мне препарат, который бы снимал страх смерти.
Маги глянул на Лаки выцветшими, жалобно мигающими глазами и с трагической нотой прошептал еле слышно:
— Я… очень… боюсь смерти!
Лаки почувствовал, как у него отвисает нижняя челюсть. Он одеревенело смотрел на гостя. Что он говорит?
— Вы еще совсем молодой… вы не знаете… — бормотал старый метр.
Радость жаркой волной хлынула в грудь Лаки. Получить первоклассный экспериментариум с обширным штатом совершеннейших роботов, опытальнями, высокопроизводительным технологическим оборудованием! Да с такими силами…
Лаки сидел потрясенный открывшейся перспективой.
Старика меж тем потянуло на философию.
— Какими, в сущности, пустяками мы занимаемся в наших лабораториях! — заговорил он грустным,
