задумчивым голосом. — Что-то ищем, пробуем, соперничаем друг с другом… Конечно, и обезьяночеловек Зиги Бинома, и знаменитый кентавр его покойного учителя Эри Глоба, и мои живородящие пальмы — все это интересно и достойно самых высоких наград. Но думал ли кто-нибудь из нас о смерти? Пытался ли хотя бы поставить проблему — как умирать без страданий и страха? Увы, нет. А вот вы, несмотря на молодость, интуитивно вышли на нее…
Маги Глобус встал с кресла.
— Значит, не возражаете?
Онемевший от свалившегося на него счастья, Лаки только головой покивал. Слова благодарности застряли у него в горле.
— Тогда жду вас у себя завтра утром. Мы соберем экстренную заседальню Мудрил, и я сделаю официальное заявление.
…Заявление Маги Глобуса вызвало в клубе эффект небольшого землетрясения. Подобно сейсмической волне, оно мгновенно прокатилось из эпицентра — Мудрилища по экспериментариумам и теоретикумам — раньше, чем было сделано сообщение по внутриклубному радио. Большие и маленькие своличи побросали работу и высыпали на улицу, как обыкновенно бывало в подобных экстраординарных случаях. На все лады обсуждалось невероятное событие. Молодежь завидовала Лаки, старые метры выражали недоумение и возмущались. Стажер во главе крупнейшего экспериментариума — это же нарушение всяких приличий! В каком, скрашивается, качестве он будет присутствовать на Больших Дележах, куда лицам званием ниже полуметра вход воспрещен? Как мог Маги Глобус оставить научную деятельность? Раздавались недовольные голоса, что Маги позорит пурпурную мантию мудрилы и что но сошел ли он, вообще говоря, с ума от старости?
Поговорив и разрядившись, своличи разошлись, а через два дня из Директората приехала комиссия ростов-психиатров по телефонной жалобе. Анонимный абоонент от имени «группы порядочных своличей» требовал отменить решение о передаче экспериментариума стажеру Курнаки, как принятое почтенным метром в состоянии умопомешательства.
Вылазка неизвестных клеветников не дала, однако, никакого результата. Комиссия, протестировав Маги Глобуса, но шла его рассудок в полном порядке, извинилась перед ним и оставила решение в силе.
Так впервые в истории элитарных клубов во владение экспериментариумом вступил простой стажер. Некоторое время недоброжелатели, из коих теперь стояло подавляющее большинство членов клуба, ждали, что — Лаки, не справившись с ответственной должностью, развалит все дело. Не тут-то было! Десятидневка проходила за десятидневкой, а Лаки все держался, не только держался, но разворачивал работы над препаратом, вовлекая в них и глобусовских стажеров. На собственном опыте он убедился в мудрости старой стажерской пословицы, гласившей: «Метром и дурак может быть, а вот стажером попробуй!»
И действительно, в качестве ученика Зиги ему не раз приходилось крепко ломать голову, выполняя то или иное задание шефа. Теперь же он с удивлением обнаружил, что голова ему вроде бы и ни к чему. Роботы понимали все с полуслова и действовали с методичностью машин. Неразрешимых задач для них просто не существовало. Дело двинулось вперед семимильными шагами.
Четвероногие, руконогие, летающие, плавающие и прочие пациенты Лаки с большим удовольствием принимали экзекуции, которым он их подвергал, испытывая различные модификации препарата. Подопытные крысы нажимали на кнопки, наслаждаясь ударами электрического тока, мыши с радостным писком испускали дух в кошачьих зубах, а кошки блаженно мурлыкали, когда их терзали собаки. Всего сорокадневка потребовалась доблестному отряду роботов-спецов, чтобы выпустить опытную партию курнакина. Вскоре Лаки уже смог вручить Маги Глобусу на предмет проверки несколько пилюль из модификации, приготовленной по его персональному заказу. Старик со слезами на глазах принял драгоценный дар, сказав, что «глубочайше убежден в том, что имя Курнаки когда-нибудь прогремит на всю вселенную».
Можно было приступать к массовому производству препарата, и тут Лаки ждало новое препятствие. Требовалась санкция Директората, но получить ее можно было только после одобрения препарата комиссией от совета Мудрил. Что делать? Пришлось нести заявку роботу-секретарю. К своему удивлению, уже вечером того же дня Лаки получил ответ, в котором сообщалось, что контрольные испытания курнакина назначаются на фиолетовый день следующей десятидневки, а в комиссию войдут… Прочтя список, Лаки сразу понял причину такой небывалой для медлительных мудрил оперативности. Председателем комиссии назначался Тези Умник, секретарем Зига Бином, а членами три дряхлых старичка из числа кандидатов в оазис «Уютный», которым по этой причине все уже было до лампочки. Расстроенный Лаки тут же поехал к Бубе, потому что помощи ждать больше было не от кого.
— Дело ясное, — вынес резюме Буба, познакомившись со списками. — Хотят устроить тебе удушиловку законными средствами. И удушат, пожалуй. Старичкам все равно, они любую бумажку подпишут…
— Что же теперь делать?
Реакция Бубы на происки врагов была, как всегда, боевой.
— Буду пробиваться на испытания, — легко сказал он. — Гласность — это единственное, чего они по-настоящему боятся.
Лаки только вздохнул в ответ на смелое заявление. Да разве пустят теперь Бубу в клуб со съемочной техникой, а без нее какая же гласность?
В волнениях и заботах незаметно пролетела десятидневка и наступил фиолетовый день. С утра позвонил Буба, сказал, что готовит прорыв и прибудет к началу испытаний. Обнадеженный Лаки поехал в экспериментариум и ждал там его, одновременно готовясь к приему комиссии.
Увы, комиссия прибыла точно в назначенный час, а Бубы не было. Делать нечего, — наклеив на лицо приветственную улыбку, Лаки встретил «многоуважаемых метров» и проводил в опытальню.
Лаки водил гостей по опытальне, роботы демонстрировали возможности препарата, а Бубы все не было. Как и следовало ожидать, Тези и Зига весьма холодно принимали даже самые замечательные и убедительные эксперименты. Ни мурлыкавший кот, которого тянули за хвост, ни хихикающая на дыбе обезьянка не вызвали у них ни малейших положительных эмоций.
— Забавно, не правда ли? — только и сказал Зига, адресуясь к Тези. Тот скривился и ничего не ответил, а члены комиссии закивали головами, соглашаясь, что, мол, Да, забавно. Лаки нервничал…
Испытания подходили к концу, когда появился наконец Буба… голый, как новорожденный, которого только что вынули из инкубатора.
— Еле прорвался, ха-ха, — прогремел он, скаля в улыбке крупные зубы. — Надеюсь, господа метры не возражают?
— Что это означает? — нахмурился Тези.
— Это означает, что у вас отлично работает служба противотарелочной защиты, — ответил Буба.
Оказалось, что Буба пытался проникнуть в клуб, как обычно, воздушным путем, не зная, что в системе ПТЗ произошли значительные усовершенствования. На этот раз роботы его быстро запеленговали и выпустили летающую ветродуйную установку «Смерч», которая отбросила тарелку далеко в море. Тогда Буба слетал в Директорат и получил официальный пропуск на одно лицо. Его вынуждены были пропустить, однако у входа отобрали съемочную аппаратуру и раздели до нитки, предложив взамен униформу без карманов. В знак протеста Буба отказался от униформы и пришел голым, справедливо полагая, «что так у господ метров будет больше к нему доверия».
Буба внес большое оживление в процедуру испытаний тем, что вел себя несколько эксцентричнее, чем обычно. Прежде всего он потребовал повторить опыты и все время, пока они шли, смеялся во весь рот и вертел головой, так что Лаки с опасением подумал, что уж не сошел ли с ума его друг?
Когда Зига, пожав плечами, заявил, что лично его опыты ни в чем не убедили, Буба, продолжая смеяться, спросил: «Почему ж не убедили?» — «Потому что не убедили», — отвечал Зига. «Ну почему, почему?» — хохоча, наседал Буба. Метры ничего вразумительного на эти вопросы ответить не могли, а Тези даже рассердился и потребовал, чтобы Буба «прекратил этот идиотский смех». А Буба все смеялся и задавал вопросы и в конце концов так допек комиссию, что разъяренные метры объявили препарат «чистейший воды шарлатанством» и наотрез отказались санкционировать его массовый выпуск.
— Вот и прекрасно! — удовлетворенно заявил Буба, когда комиссия с явным удовольствием покинула
