пара минут у графа для тебя все же найдется, ибо я напомню ему о тебе. Иди в
гостиницу, назови хозяину пароль «меч и крест», и тебе бесплатно дадут комнату.
Оставайся там, наберись терпения и жди. Я же переговорю с графом, и, надеюсь,
вскоре он пришлет за тобой. А сейчас прости, мне тоже надо подготовиться к приему
гостей. — И, оставив рыцаря на площади, аббат быстро подошел к воротам
невысокого барбакана перед дворцовым мостом, перекинулся парой слов со
стражниками и исчез внутри за глухими, оббитыми полосами железа створками. А
Гуго пересек площадь в обратном направлении и вернулся в гостиницу, где, назвав
пароль «меч и крест» пожилому грузному хозяину, получил крошечную комнатку на
втором этаже, единственное узкое окно которой выходило прямо на площадь.
На площади дружинники разгоняли народ, освобождая место, чтобы по всему
периметру расставлять копья с вымпелами Шампани, Блуа и Шартра. Несколько слуг
большими метлами подметали мощенную булыжником главную городскую улицу.
Другие, забравшись на лестницы, вешали на деревянную ограду собора разноцветные
драпировки. Через некоторое время со всех сторон послышались восторженные крики
городской детворы: «гости едут с востока!», «скорей на стены!».
Гуго спустился из комнаты и вышел на площадь. Многие горожане спешили к
стенам, но стражники не пускали их, создавая тем самым изрядную давку, когда
задние напирали на передних. Гуго решил наблюдать въезд гостей в город с башни,
находящейся справа от восточных ворот. Тем более что к этой башне еще можно было
пройти между домов, по узкому переулку, не опасаясь попасть в центр давки. Но двое
стражников в переулке не желали пропускать его. И только когда Гуго дал каждому из
них серебряный су, солдаты молча отошли в сторону.
Поднявшись на смотровую площадку, де Пейн застал там троих лучников в
полном вооружении. У каждого был короткий меч в ножнах и длинный лук на плече.
Но стрелять они сегодня, похоже, не собирались. Их тяжелые, полные стрел колчаны
лежали на полу, сваленные в кучу, возле зубчатого каменного ограждения площадки.
Выглядели лучники празднично: на каждого поверх кольчуги был надет новенький
синий сюрко[25] с нашитой на груди косой лазурной полосой — цвета герба Шампани.
Каждый из воинов держал в руках большой рог. Выглядывая из-за защитных
каменных зубцов площадки, лучники внимательно смотрели вниз, где явно
происходило что-то интересное, и они были, по-видимому, полностью захвачены этим
зрелищем. Если бы Гуго де Пейн был вражеским лазутчиком, то без труда перебил
всех троих, даже не вынимая меча из ножен, одним только кинжалом, и те не успели
бы дотянуться до своих коротких мечей, а уж тем более натянуть тетивы луков.
Стражи башни заметили рыцаря только тогда, когда он тоже подошел к краю
площадки, и, опершись об один из зубцов, заглянул вниз. День выдался безветренный,
небо — ясным, а воздух — прозрачным, поэтому с башни можно было без труда
наблюдать, как с северо-востока, со стороны леса, приближалась к городу длинная
вереница всадников.
— А это кто еще тут? — Заметив, наконец, присутствие постороннего на
смотровой площадке, спросил один из лучников у другого. Их командир, седой
сухощавый человек высокого роста подошел к Гуго, внимательно оглядел его, особое
внимание уделив рыцарским шпорам и золотому поясу, и не слишком дружелюбно
проговорил:
— Мессир, я сержант Готье Ронвальд и отвечаю перед графом Шампанским за
охрану этой башни. Посторонних на башню без распоряжения начальника караула я
не могу допустить. Поэтому прошу вас немедленно спуститься вниз.
— Я шателен Гуго де Пейн и прибыл в Труа по приглашению графа
Шампанского и капитана городской стражи Андре де Монбара. Вряд ли кто-то из них
станет возражать против моего присутствия здесь.
— Но, господин рыцарь! У меня все равно будут из-за вас неприятности, если
я позволю вам здесь находиться, поскольку мне никто не приказывал пускать вас, а
мой долг никого не пускать на башню без приказа.
— Думаю, это можно уладить, если, конечно, ваши товарищи не доносчики. —
Гуго вынул из кошелька серебро и протянул по монетке двум лучникам и три монетки
дал их начальнику.
— Что ж, смотрите, господин рыцарь, коли на то пошло, но предупреждаю,
что в обед караул на башне меняется. — Сказал сержант Готье, запихивая серебро в
маленький кармашек своих кожаных штанов. После чего сержант отошел обратно к
краю площадки, предоставив Гуго полную свободу наблюдать приезд гостей.
Богатые горожане, из тех, до кого раньше других дошли слухи о приближении к
городу гостевого кортежа из Нижней Лотарингии, заранее заняли лучшие места на
стенах и башнях, заплатив за это стражникам хороший куш. Вокруг пестрели одежды
купцов, зажиточных ремесленников и их женщин. Кое-где Гуго замечал и детей. На
двух соседних башнях стояли какие-то праздные рыцари и их дамы. Знать из
окружения графа Шампанского расположилась, в основном, на дозорной площадке
над самими воротами, потому что именно там, напротив ворот, должна была начаться
церемония встречи.
Гуго с интересом наблюдал, как гостевой кортеж подъезжает к городу. Впереди,
на украшенных попонами лошадях, ехали знаменосцы, трубачи и герольды, что прямо
указывало на большую знатность подъезжающих. Знаменосцы высоко держали флаги
герцогства Нижнелотарингского и хоругви епископа Лютехского, а в руках у трубачей
были, начищенные до блеска, длинные медные трубы с широкими раструбами на
концах, что тогда еще представлялось диковинной редкостью: трубили, по большей
части, в рога. Тут же по бокам на небольших лошадках ехали нарядные молоденькие
пажи. Позади знамен, хоругвей и труб на белой лошади восседал сам епископ,
пожилой немец с большим посохом в правой руке, а рядом с ним, на высоком черном
коне ехал маркграф антверпенский, герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский.
Он же потомок королевского рода Каролингов по матери и грозных викингов по отцу;
сын графа Евстафия-второго Бульонского и Иды Лотарингской, дочери герцога
Верхней и Нижней Лотарингии Готфрида Бородатого; родной племянник Готфрида
Горбатого, герцога Нижней Лотарингии и Сполето, от которого он, с соизволения
императора Священной Римской Империи Генриха-четвертого, унаследовал
герцогскую корону Нижней Лотарингии. В марте того года, когда нижнелотарингский
герцог, проделав неблизкий путь от своего неприступного замка в Арденах, въезжал в
столицу Шампани, ему исполнилось уже тридцать пять лет от рождения.
Епископ, сопровождающий герцога в поездке, этот располневший, тяжелый на
подъем человек, привыкший к покоям своей резиденции, сидел в седле сгорбившись,
и, казалось, дремал. Было видно, что дорога очень утомила и измучила его и только
весьма важное дело могло подтолкнуть этого человека оставить уют епископских
хором и пуститься в столь дальний путь. Герцог, напротив, с гордым видом, сверкая
на солнце алмазами своей герцогской короны, озирался по сторонам, возвышаясь в
седле над всеми сопровождающими не только из-за своего высокого роста, но также
благодаря приподнятому рыцарскому седлу и могучему коню древней немецкой
породы.
Герцога сопровождали несколько рыцарей, по-видимому, очень знатных, в
сверкающих позолотой шлемах. За этими важными особами следовала
