многочисленная и хорошо вооруженная охрана, состоящая из рыцарей, оруженосцев и
стрелков, вооруженных арбалетами, сзади ехали длинный обоз и запасные лошади, а
замыкал колонну арьергард из легких кавалеристов-кнехтов. На лошадиных попонах,
на узких флажках, трепещущих на поднятых копьях, и на десятках щитов красовался
белый лебедь на синем фоне — родовой герб герцога Бульонского. Также, на одеждах,
на щитах и знаменах присутствовало множество белых орлов на красном фоне,
символизирующих Нижнюю Лотарингию. Белых орлов и лебедей было так много, что
несколько красных епископских флажков с золотыми овцами совершенно терялись в
этой белой стае.
Зажиточные зрители на городских стенах, и простолюдины из городских
предместий, издали завидевшие приближение кавалькады и высыпавшие к дороге из
своих убогих домишек, замерли, раскрыв рты. Ведь перед ними проезжал не
обыкновенный человек, и даже не обыкновенный герцог, а самый знаменитый после
императора Генриха противник римского папы, самый неистовый разоритель
монастырей и епископств, самый кровавый палач священников и монахов, про
которого еще совсем недавно говорили, что он и есть сам дьявол во плоти,
помогающий великому грешнику Генриху-четвертому воевать против святой римской
католической церкви. Ведь это именно он, кровавый Готфрид, своими руками
отправил на тот свет короля Рудольфа, главного, после папы, врага императора
Генриха! Но, говорили и о том, что в последнее время этот герцог, с младых ногтей
запятнавший себя монашеской кровью, сильно переменился. Странные вещи
рассказывали. Говорили, что какой-то святой странствующий монах изгнал из
Готфрида дьявола. Что, мол, сразу после этого Готфрид, уподобившись своему
сюзерену в Каноссе[26], приполз на коленях к папе и, рыдая, три дня подряд молил
понтифика о прощении, а затем один, без охраны, в рубище отправился инкогнито в
опасное паломничество в Иерусалим, где, распластавшись перед Святым Гробом,
целый год вымаливал прощение у Господа. Правда ли все это или нет, никто из
горожан не знал точно. Но зато все знали, что герцог прекратил войну против папы, и,
более того, принял его сторону. Из яростного гонителя, он неожиданно превратился в
поборника власти понтифика. Хотя против императора герцог все-таки открыто не
выступал, но свое участие в военных походах против церкви прекратил навсегда.
Никаких средств сообщения, кроме гонца на быстрой лошади на суше, да
посыльного суденышка с веслами и парусом, называемого галерой, на море, в ту пору
еще не существовало. Но, странное дело, слухи все равно доходили быстрее любых
официальных посланий, хотя порой, впрочем, как и по сию пору, слухи искажали
действительность до неузнаваемости, и, поэтому, все то, что говорили горожане Труа
о герцоге, не представлялось возможным проверить, кроме как расспросив его самого.
Но известно, что герцоги разговаривают лишь с равными себе, а, значит, горожанам
оставалось только гадать, где в историях про Готфрида Бульонского правда, а где
вымысел.
Глава 5. Кровавый герцог
В двенадцать лет унаследовав титул отца и в семнадцать лет пройдя рыцарское
посвящение, еще неискушенный в политике молодой маркграф антверпенский сразу
оказался вовлеченным в затянувшуюся распрю между императором Священной
Римской империи[27] Генрихом-четвертым и римским папой. Потомок Карла Великого,
воспитанный в лучших рыцарских традициях, как верноподданный вассал, юный
Готфрид посчитал для себя делом чести встать в этом конфликте на сторону своего
сюзерена. Тем более, что те монахи и священники, которых ему с детства приходилось
лицезреть в окружении его матери, Иды, особы набожной, на деле были весьма далеки
от того благого идеала духовной чистоты, который внушался пастве. Многие пастыри,
которых он видел в ту пору вокруг себя, были людьми корыстолюбивыми,
лицемерными, чревоугодниками и развратниками. Служба Господу являлась для них
лишь поводом потуже набить кошелек, посытнее поесть и получше развлечься за счет
своей паствы, в то время, как эта самая паства едва сводила концы с концами,
голодала, пребывала в ужасном невежестве и в отвратительной грязи.
К концу одиннадцатого столетия от Рождества Христова христианская церковь
подошла расколотой надвое амбициями своих лидеров. Византийская ветвь церкви
окончательно отделилась от римской. Конечно, этот раскол ослабил церковь в целом,
разорвав пополам ее организм, но великая схизма породила и ряд событий, в
результате которых власть римского папы в Европе достигла своего апогея. Путем
упорной борьбы, не только политической, но и вооруженной, монах по фамилии
Гильдебранд, вышедший из бенедиктинского аббатства Клюни и сделавшийся
известным как папа римский Григорий-седьмой, добился небывалого до сих пор
могущества церкви, претендуя на титул государя над государями, открыто посягнув
на роль вершителя судеб европейских держав.
Конечно, европейские монархи отнюдь не походили на овечек, безропотных и
покорных своему пастуху. Король немцев Генрих-четвертый, носящий в ту пору
громкий титул императора Священной Римской Империи, никак не желал покоряться
воле понтифика, силой оружия отстаивая свое право по собственному усмотрению
назначать церковных иерархов. Таким образом, в последнюю четверть столетия
вражда между папским и имперским престолами резко обострилась.
Детство будущего герцога Бульонского проходило в арденских горах за
неприступными стенами замка Бульон, воздвигнутого его дедом над чудесной горной
долиной. Готфриду едва исполнилось двенадцать лет, когда умер его отец. И с того
момента Ида Бульонская растила сыновей одна. Эта красивая высокая и стройная
женщина, выданная замуж в восемнадцать лет, искренне любила своего мужа и свято
хранила память о нем: после его смерти она никогда больше не выходила замуж. Всю
свою любовь она отдавала детям, и авторитет ее у сыновей был очень велик. Будучи
набожной, но мудрой и образованной женщиной, она предавала большое значение
обучению детей грамоте и христианским добродетелям.
У юного Готфрида наставником был бенедиктинский монах из обители святого
Вааста в Аррасе. Ида пожаловала этому монастырю обширные земельные наделы из
своего приданного, впрочем, будучи весьма щедрой, одаривала она и другие приходы.
А военным воспитанием детей Иды до самой своей гибели занимался ее родной брат
герцог Готфрид Горбатый, прозванный так из-за увечия позвоночника: в детском
возрасте неожиданно взбесившаяся лошадь сбросила его спиной на камни. Герцог
долго болел, но выздоровел, хотя с тех пор он не мог уже полностью разогнуть спину.
Но, несмотря на физическое уродство, это был великодушный и добрый человек, во
многом заменивший племянникам родного отца. Привязанность к детям сестры,
возможно, объяснялась еще и тем, что своих детей у пожилого герцога никогда не
было.
Готфрид Бульонский рос смелым и решительным от природы мальчиком. Но,
