Лучше знать самую горькую правду, чем тонуть в необъяснимом молчании. От мыслей, которые приходят на ум, хочется влезть в петлю.
Теперь надо сообразить, каким образом осуществить задуманное. Санкт-петербургский адрес она помнит хорошо, а вот номер телефона – это проблема. Она бы бросила сейчас все и полетела в Северную Пальмиру, но это несерьезно. Она нынче в таком цейтноте, что начальство и слушать не будет ее доводы и просьбы. Написать письмо? Идея не очень хорошая. Пока ее письмо дойдет до Питера, пройдет несколько дней. Неизвестно, через какое время Людмила Викторовна соберется и ответит, да и ответит ли. Вдруг она уехала за город? И письмо будет валяться в почтовом ящике неизвестно сколько времени. Нет, это не вариант. За это время можно запросто попасть в сумасшедший дом от отчаяния и тоски. Страшно не хочется обращаться к Татьяне за помощью, но, кажется, другого выхода не остается. Наверняка у Домашневой остался заветный номер телефона, а если она заблуждается, та запросто может связаться с людьми, которые им дали питерский адрес перед поездкой. На душе настолько тревожно, что нет никаких сил. Беспокойство не рассеивается, оно только накапливается, достигает критической массы и давит, давит, давит. В такой ситуации Алина решила, что она имеет право нарушить слово, данное Виталию. Глупые условности и смешные по сравнению с нынешними обстоятельствами договоренности перечеркнуло предчувствие настоящей беды. Это состояние постоянной тревоги сводило с ума. Все перестало иметь значение. Алина понимала, что должна что-то сделать.
Ожидание в какой-то момент стало настолько невыносимым, что Алина все-таки решилась поговорить с подругой. Она вышла из кабинета, чтобы не мешали слишком любопытные глаза и чуткие уши, и набрала номер Домашневой. Сейчас, когда она решилась на поступок, она больше всего боялась, что Татьяна не возьмет трубку, но, к счастью, ее опасения оказались напрасными. Подруга отозвалась моментально. Можно считать, повезло. Сейчас Татьяна настолько занялась проблемами, свалившимися на ее семью, что выловить ее с первого раза было большой удачей.
– Привет. – Еще толком не зная, как вести себя дальше и какие подобрать слова, Алина изо всех сил старалась сохранить хотя бы видимое спокойствие, насколько это было возможно в такой ситуации.
– Привет, – эхом отозвалась Домашнева.
В голосе подруги Тихомирова не услышала ни радости, ни особого энтузиазма. Но это вполне объяснимо. Трудно радоваться жизни после того, как тебя обокрали.
– Как дела? Что следователь говорит? Дело продвигается, новости есть какие-нибудь? – Конечно, Алине сейчас хотелось говорить совсем о другом, но она же человек, а не последняя хрюшка. Она просто обязана поддержать подругу в трудный момент хотя бы словами.
– Да так, следователь говорит мало, все больше молчит. По-моему, надо распрощаться с мыслью, что нажитое непосильным трудом вернется обратно. Вот сейчас пытаюсь объяснить это родителям. Ничего наши органы не могут, бессильны. Зря мы заявление писали, грабителей не найдут, а нервы нам помотают изрядно.
– Д-а-а, – сочувственно протянула Тихомирова, – ты держись, подруга.
– А куда деваться? Прорвемся. Родителей жалко, уж очень убиваются.
– Тань… – Алина чуть замялась, – я понимаю, что не вовремя, но у меня к тебе небольшое дельце.
– Валяй. И нечего оправдываться, жизнь-то не остановилась. Как там дела на работе, справляешься? Ты уж потерпи немного, подруга.
– Справляюсь, не переживай. И вообще, не думай ты о работе. У тебя и так забот полон рот. Тань, – Алина зажмурилась, как перед броском в холодную воду, – у тебя остался телефон Людмилы Викторовны?
Наступила довольно длительная пауза, потом раздался голос Домашневой, тембр которого очень сильно смутил Алину. Она впервые слышала, чтобы Татьяна выдавливала из себя слова с таким трудом, словно некто невидимый вдруг схватил девушку за горло и пытается ее задушить.
– Зачем тебе? – подозрительно прозвучало в ответ.
– Таня, поверь, я не могу сейчас тебе объяснить. Это не прихоть, честное слово. Я тебя очень прошу, я тебя просто умоляю, если у тебя сохранился питерский номер, продиктуй мне его сейчас.
– Телефон я тебе дам. – Татьяна замолчала, потом вздохнула и добавила тихо-тихо: – Только не звони туда.
– Почему? Тебе что-то известно? Таня, скажи мне, скажи, что случилось там, в Питере? Я с ума схожу от неизвестности. Я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь, – чуть не плача, взмолилась Тихомирова.
– Знаешь что? Я тебе не информационное бюро и не нянька. Я все уже сказала. Можешь отключаться, номер я тебе сейчас сброшу, это не проблема. Но учти, я тебя предупредила. Не звони в Питер, – отстраненно, совершенно чужим голосом выдавила из себя Домашнева еще раз и отключилась.
Не прошло и минуты, как пискнул телефон. Татьяна не обманула, прислала заветный номер. Алина завороженно смотрела на цифры. Сейчас она наберет их, и что ее ждет после этого? Все вокруг словно свихнулись. Виталий пропал, Татьяна ведет себя как старуха вещунья. Что происходит на самом деле? Получается, что Домашнева хранит какую-то страшную тайну, делиться которой с ней не желает. У Тихомировой подогнулись ноги. Неужели ее страхи становятся реальностью и с Виталием случилось настоящее несчастье? Нет, сейчас у нее нет сил звонить, да и свидетелей слишком много. И чего люди не сидят на своих рабочих местах? Только и делают, что шляются по коридорам, да еще норовят проявить внимание, которое ей сейчас не нужно. Сдерживая эмоции из последних сил, Алина вернулась в кабинет. Она еле-еле дождалась окончания рабочего дня. Чего ей это стоило, знала она одна. Словно робот, она продолжала работать, отвечала на звонки и поневоле общалась с коллегами. Сегодня, вопреки общепринятым правилам, как только пропикало восемнадцать ноль-ноль, она сорвалась с места и, промямлив в никуда невнятное «пока», не обращая внимания на изумленные взгляды, рванула с места в карьер. Ей необходимо было остаться одной, чтобы позвонить и разобраться, что же происходит на самом деле. Она мчалась от банка на всех порах и молилась только обо одном: чтобы Людмила Викторовна оказалась дома. Напряжение последних дней довело ее до нервного истощения. Надежда на этот звонок была столь велика, что она чувствовала: она просто умрет, если не дозвонится. А если трубку возьмет Виталий? От этой мысли сердце заходилось в ненормальном ритме и дышать становилось почти невозможно.
Тихомирова остановилась, решила, что теперь-то можно позвонить без свидетелей, воровато оглянулась, вокруг только чужие и равнодушные лица. Банковских не видать. Пора. Неверными пальцами она стала давить на кнопки.
– Здравствуйте, Людмила Викторовна, – путаясь в словах и захлебываясь от нечеловеческого волнения, выговорила Алина, когда услышала долгожданное «алло». – Людмила Викторовна, это Алина Тихомирова из Москвы вас беспокоит. Помните, мы совсем недавно приезжали к вам в гости с Татьяной?
– Ой, Алиночка, какой приятный сюрприз! – В голосе женщины послышалась неподдельная радость. – Конечно, помню, деточка. Как твоя нога?
– Нога хорошо, спасибо, – пролепетала Алина.
– Как приятно, что вы, такие молодые, такие занятые, не забываете старуху. Намедни подружка твоя звонила, теперь вот ты. Спасибо вам за внимание.
Алина онемела. В трубке слышалось радостное воркование Людмилы Викторовны, но смысл слов до нее не доходил. Значит, она была права. Татьяна информирована гораздо лучше, чем она. С какой стати подруга звонила старушке? И старушке ли она звонила? Неужели уколы ревности выросли не на пустом месте? И все ее страдания – вовсе не плод больного воображения, а печальная реальность? Хорошая история, но грустная. Наверное, не зря говорят, что женской дружбы не может быть в принципе. Но это лирика, сейчас это не так уж и важно. Сейчас главнее другое.
Людмила Викторовна обрадовалась возможности поболтать и несла всякую чепуху практически без остановки. Обалдевшая Тихомирова только иногда успевала вставлять короткое «да». Кажется, активная собеседница в этом не особенно нуждалась. Алина выслушала сводку погоды, проглотила информацию о самочувствии и замучившем старушку давлении, которое неизвестно отчего скачет беспрестанно и не дает жить спокойно. Единственное, что как-то поддерживает и бодрит, – это то, что Людмила Викторовна не проявляет ни малейших признаков волнения. Получается, что все в порядке не только у пенсионерки, но и у ее замечательного племянника. Потому как, если бы случилась беда, тетушка не несла всякую ахинею, а немедленно поделилась бы горем.
