Еще скверный анекдот
Фарс
ЛИЦА:
Федосий Тихонович Малецкий, чиновник департамента.
Полина Ларионовна, его жена, 27 лет.
Юлий Сергеевич Энгельшлиппе, директор департамента, 60 л.
Ольга Павловна, его супруга, 42 л.
Стеша, горничная Малецких.
Действие происходит на даче Малецких, в спальне, служащей в тоже время кабинетом.
Малецкий
Боже мой! Огненные колеса вертятся в глазах… Вот почему она настаивала, чтобы я уехал с вечера!.. А! О! подлец тот, кто пишет, трижды подлец любовник, но подлее всех — она! К чему сомневаться, к чему колебаться? Сегодня же ночью вернусь в тиши, подкрадусь, как тигр, одним прыжком вскакиваю в окно, и…
Поля
Мал. Ни звука коварной! Все будет сделано с ловкостью Лекока, стремительностью Отелло, беспощадностью турецкого султана. Когда я думаю о мести, у меня силушка по жилочкам так и переливается, даже удовольствие какое-то испытываю. Стой, Федосий, будь спокоен, как римлянин.
Поля. Опоздаешь.
Мал.
Поля. Я тебе цыпленка положила…
Мал. Дай Бог, чтобы ты не подложила мне свинью!
Поля. Что ты такой?..
Мал. Какой?
Поля. Странный.
Мал. Странный… Ничуть не странный. Что ты смотришь на меня, как будто у меня рога на лбу. Гм! Ну ладно. Пусть. Я еду. Вернусь завтра вечером. О! Башмаков она еще не износила!
Поля. Да, что с тобой? Насчет башмаков не сердись, да и можно не покупать еще…
Мал. Я привезу тебе царицыны черевички. Черт принесет меня вместе с ними!
Поля. Да ты, Дося, может нездоров?
Мал. Прощай, жена! Мой чемодан! Мой зонтик!
Поля
Мал. Не похож ли я на Менелая? Ты на Елену? Ну, не пугайся. Во мне просто проснулся литератор, каким я был до того, как превратился в канцелярского вола с рогами на лбу. В 20 лет я написал трагедию, в 28 л. я ее переживаю. Я молчу. Я удаляюсь
Поля. Ведь не пил ничего еще, что с ним?
Поля. Пошел барин. Да что-то странный какой-то.
Стеша. Бывает с ним. Может опять для тиятра писал. Помните прошлой весной то зачал было писать — прямо ополоумел.
Поля. Может быть и то
Стеша. А светло то как. Уж час вечерний, а светло.
Поля. Всегда так в эту пору
Стеша. Чу! едет к нам кто-то… слышите, звонит?
Поля. К нам некому, к попу скорее, на ту дачу
Стеша. Может и к нему. Давайте, барыня, в свои козыри сыграем? А потом чайку с вареньем, а?
Поля.
Стеша. А то может на веранду?
Поля. Ну, на веранду
Стеша. Подъехали! Ей Богу, к нам подъехали
Энгельш. Представьте, какой ужас!
Ол. Павл. Стекла звенят, гогот…
Энг. Я ни минуты не сомневаюсь, что, начав с дачи Таубенблинда, они перешли на мою. Там наверно не осталось теперь камня на камне!
О. П. Мебель, посуда, хотя и дачные, знаете, но больших денег стоят!
Поля. Боже мой, Господи! Еще бы Да, садитесь, прошу вас, садитесь, ваше превосходительство, садитесь, Ольга Павловна… Этакое несчастье, этакий разбой…
Стеша. Кто-ж бы это?
О. П. Мужичье соседнее. Оравой, орравой накинулись. Среди бела дня.
Энг. Я ни минуты не сомневаюсь, что если бы мы еще полчаса промешкали, я был бы уже мертв, а Ольга Павловна изнасилована.
Стеша. Ох, ужасти какие!
О. П. Мы сейчас в дрожки, Петруня, наш мальчик, на козлы — и прочь! И прямо к вам. И уж не знаем: не то на станцию ехать прямо, не то у вас переночевать. К вам, наверно, не дойдут.
Поля. К нам не пойдут. Дачники тут бедные, деревенька смирная, к тому ж и лагерь