Мы стали внимательно следить за кошмарной игрой, которая стоила обоим игрокам неимоверных усилий. У меня было чувство, что здесь что-то неладно – даже подозрительно, я бы сказала. Вскоре выяснилось, что Джек выиграл четыре гейма из семи.
Если подумать, сколько всего невероятного происходит в нашей жизни, этот выигрыш кажется вполне правдоподобным. Однако Джеку было сорок восемь лет, играть в теннис он начал три месяца назад. Тощие ноги, круглое брюхо, никаких мускулов – словом, вряд ли он мог одолеть в теннисном матче молодого мужчину, явно ведущего спортивный образ жизни.
И все-таки мы приехали в клуб не для того, чтобы следить за игрой Джека. Нам нужно было разузнать, влюблен ли он в своего оппонента. Он не был влюблен. Джеку очень хотелось выиграть, испустить победный клич, но уж никак не прыгнуть с загорелым красавцем в койку. Могу вас заверить: будь Джек геем, с таким соперником он и думать забыл бы про игру.
– Чего ты уставилась на этого парня? Вы знакомы?
– Нет.
– Хочешь познакомиться?
– В смысле?
– Ну… ты меня понимаешь, – противным заговорщицким тоном сказала Рэй.
– Заткнись.
Сорок пять минут мы с сестричкой наблюдали за самой нудной игрой в истории тенниса: мяч словно застывал в воздухе во время ударов слева и «свечой». Взрослые мужчины били себя собственными ракетками по ногам и спотыкались о шнурки. Когда эта мука наконец закончилась, Джек Питерс вышел победителем. Он перепрыгнул через сетку и в изнеможении рухнул лицом вниз.
Загорелый оппонент помог ему подняться и без тени сарказма или зависти сказал: «Хорошо поиграли».
Джек хлопнул его по спине и похвалил, как делают настоящие спортсмены. Выглядело это так же неестественно, как если бы он пошел по воде.
Потом двое разошлись в разные стороны, даже не глядя друг на друга. Почему же миссис Питерс заподозрила мужа? Он точно не гомосексуалист. Я могла бы сказать ей, что она ошиблась и ей стоит поискать причины семейных разногласий в себе, но это было бы нечестно с моей стороны: клиент останется без денег и без каких-либо доказательств. Я решила раздобыть побольше сведений.
Мы с Рэй поплелись за объектом к мужской раздевалке, и я велела сестре ждать мистера Питерса в холле. Она прибавила громкость на своей рации и раскрыла газету. Я посмотрела на нее со стороны. Рэй использует прием с газетой уже много лет – раньше мне всегда казалось это глупостью, почти пародией на частного детектива, особенно когда сестренке было восемь и она выбирала деловую рубрику в «Кроникл». Но в тот день я посмотрела на нее – газета сложена пополам, взгляд бегает между страницей и дверью в раздевалку – и почему-то успокоилась.
В коридоре я заметила загорелого красавца. Он беседовал с каким-то парнем в элегантной голубой рубашке и голубых напульсниках, от которого пахло дорогим одеколоном. Недолго думая, я склонилась к фонтанчику с водой.
– Дэниел, поиграешь со мной? – спросил Элегантный. – У Фрэнка срочная операция, а я уже заказал корт.
Дэниел. Дэниел. Теперь я знаю, как зовут Загорелые Ножки!
– Вообще-то я собирался в офис, – ответил тот.
Ага, у него есть офис. Теперь понимаете, как я работаю?
– Брось, в прошлый раз ты меня просто размазал. Дай мне отыграться.
Ничего себе! Какой неожиданный поворот дела! Дэниел не смог побить Джека Питерса, но размазал Элегантного, который наверняка родился с ракеткой в руках? Поскольку количество выпитой мной воды уже вызывало серьезные подозрения, я оторвалась от фонтанчика и подошла к телефонному автомату, чтобы дослушать разговор.
– Ладно, – согласился Дэниел. – У меня ровно час, не больше.
Я не считаю себя единственным человеком, способным подмечать странные детали. Но я, пожалуй, единственная, кто из любопытства может бросить все дела и забыть об ответственности.
Я вернулась к сестре, велела ей не спускать с Джека глаз и убрать подальше рацию. Уж очень некстати она в теннисном клубе.
– Позвони мне на мобильный, когда он выйдет из душа.
– Ты куда?
– Надо кое-что проверить, – сказала я и забрала у Рэй пару газетных страниц.
Вернувшись на корт, я снова устроилась на трибунах.
Дэниел подал, и Элегантный ринулся за мячом, но не смог отбить: 15:0 в пользу Дэниела. Он подал снова. На этот раз его оппонент принял подачу, но Дэниел ударил с лета, и Элегантному пришлось отправить мяч в аут – 30:0.
На моих глазах происходила совершенно другая игра. Я не могла оторвать глаз от корта. Этот матч был так же увлекателен, как предыдущий – скучен. Я пыталась найти разумное объяснение происходящему, но не находила. Это был просто сумасшедший теннис.
Зазвонил сотовый.
– Объект вышел из здания, – сказала Рэй.
Я не могла уйти. Только не теперь.
– Сама справишься? – спросила я, понимая, как это безответственно с моей стороны.
– Конечно, – ответила сестричка. – Мама дала мне на такси.
Я отдавала себе отчет, что поступаю неправильно, но оторваться от игры было выше моих сил.
– Не выключай мобильник, оставайся на людях и не делай ничего, что меня взбесит. Усекла?
– Усекла.
Через некоторое время я поняла, что слишком долго сижу на корте, поэтому поднялась на второй этаж, села в баре у окна и стала наблюдать за игрой оттуда. Счет я уже не слышала, но все и так было очевидно.
Потом я снова спустилась и подождала, пока Дэниел выйдет из раздевалки. Позвонила сестре.
– Рэй, ты где?
– Я стою у «Театра братьев Митчелл» в Тендерлойне. Объект вошел внутрь минут десять назад, а меня не пустили.
– Правильно, тебе же четырнадцать.
– В моем удостоверении написано, что двадцать один.
– Короче, стой на месте и не разговаривай с незнакомыми. Я скоро буду.
– Иззи, мне кажется, это стрип-клуб. С женщинами-стриптизершами.
– Так оно и есть, – ответила я.
– И знаешь, что я думаю?
– Нет.
– Что мистер Питерс не гей.
– Согласна.
Дэниел вышел из душа в голубых джинсах, старой футболке и шлепках и пошел наверх. Мне уже было пора ехать за сестрой, но любопытство снова взяло верх.
Он сел за барную стойку и заказал пиво. Я тут же уселась рядом. Он слегка повернулся ко мне и улыбнулся – не улыбкой соблазнителя, а просто так, дружелюбно и открыто, как бы отмечая мое присутствие. Вблизи я увидела, что глаза у Дэниела светло-карие. Черные волосы, еще влажные и пахнущие каким-то чудесным шампунем, аккуратно зачесаны назад. Зубы ровные и белые, но не сияющие белизной, как у телеведущих… Вдруг я поняла, что слишком долго его рассматриваю.
Когда бармен подал Дэниелу пиво, я очнулась и положила на стойку деньги.
– Я плачу.
Он повернулся ко мне и непринужденно спросил:
– Мы знакомы?
– Нет.
– Но вы хотите меня угостить?
– Да… в обмен на маленькую услугу.
– Какую же?
– Я вас угощаю, а вы отвечаете на мой вопрос. Идет?
– Сперва хотелось бы услышать вопрос, – сказал он, не притронувшись к пиву.
– За утро вы сыграли два теннисных матча. Первый был против мужчины лет пятидесяти. Вы оба играли отвратительно. Мне сразу показалось это странным, ведь клуб дорогой и сюда ходят люди, знающие толк в теннисе. Если хотя бы один из вас играл нормально, я бы не стала любопытничать.
– Понятно.
– Вы проиграли матч со слабым соперником, а потом разделали вполне способного.
– «Разделали». Хорошо сказано.
– Объяснитесь, пожалуйста.
Дэниел отхлебнул пива.
– Кто-то должен выигрывать, а кто-то – проигрывать.
Простота этого ответа меня огорошила. Сквозь призму тенниса Дэниел видел мир – вот это да! Вообще я не привыкла изумляться чему-либо, но на сей раз была по-настоящему поражена.
– И все? – спросила я, готовясь к побегу.
