– Это шантаж, Рэй. Шантажировать людей плохо. Разве ты не понимаешь?
– Я рада, что твое дело закрыто.
– Кто сказал?
– Мама. Тебе позвонила миссис Сноу и велела прекратить расследование.
– Неужели?
– Ты же сама знаешь.
– А ты откуда узнала?
– У меня есть уши.
Я схватила Рэй за воротник, дважды его перекрутила и прижала сестру к стене.
– Попробуй только соврать, и я превращу твою жизнь в ад!
– Да ты уже превратила! – закричала Рэй.
– Откуда ты знаешь, что мне звонила Абигейл?! Ты шпионишь за мной?! Ты подслушивала?!
– Я только слышала, как папа сказал маме, что тебе позвонила мать того мальчика и теперь ты закроешь дело!
– Папа сказал?
– Да.
– Когда?
– Вчера.
– Во сколько?
– Не помню.
– Вспоминай.
– Ночью.
– Уверена?
– Ну, присягать я бы не стала…
Я усилила хватку.
– Но ты уверена?
– Да. Теперь уходи.
Могла бы и не просить – я уже вылетела за дверь.
Вернувшись к себе, я стала искать жучок. Ни за что бы не подумала, что мои родители способны на такое. Даже когда я была Прежней Изабелл, они не опускались до прослушки. В Калифорнии записывать чьи-либо разговоры запрещено законом. Жаль, я не встречалась с адвокатами, которых мне подкидывала мама! Могла бы теперь обратиться к ним за помощью. Получилось бы весьма поэтичное название дела: «Спеллман против Спеллманов».
Хотя жучки сами по себе противозаконны, это все-таки не легкие наркотики, поэтому я в них не разбираюсь. Однако чтобы перерыть комнату дюйм за дюймом, достаточно набраться терпения – его-то мне не занимать, если я знаю, что найду что-нибудь против родителей. Я прощупала весь телефонный провод до розетки и вдоль стены, потом выбралась на пожарную лестницу и внимательно просмотрела его до самого подвала. Обычное прослушивающее устройство можно поместить на любом участке провода, а в сочетании с диктофоном, который включается на звук голоса, получится великолепный аппарат для прослушивания одной линии. Должно быть, именно так папа подслушал наш с Абигейл разговор. Либо он слышал только одного собеседника – меня.
Не обнаружив жучка на проводе, я стала искать его где-нибудь в комнате. Даже не представляете, как трудно найти устройство размером с горошину среди хлама, который семь лет копился на семистах пятидесяти квадратных футах.
Мне нужна была помощь. Помощь третьей стороны. Я хотела позвонить Дэниелу, но просьба «Давай вместе поищем жучок в моей комнате» звучала бы дико, а я все-таки хотела казаться нормальной. Позвонила Петре – та не взяла трубку. Оставался дядя Рэй. Он всегда был дома, если не уходил в бар. Я попросила его отыскать в комнате прослушивающее устройство. Он поинтересовался, есть ли у меня пиво. Пиво было. Судьба редко дарит мне возможности для столь идеального симбиоза.
Поскольку дядя Рэй живет с моими родителями, я часто забываю, что вообще-то он сам себе хозяин. Если в ходе семейного разлада ему не приходится вставать на чью-то сторону, он предпочитает сохранять нейтралитет. При этом жует чипсы и бурчит что-нибудь вроде: «Я тут футбол смотрю вообще-то». Плевать он хотел на мелкие ссоры между родными, когда на экране целые толпы мужиков десятилетиями сводят счеты.
Дядя Рэй знал только, что ищет жучок. Ему даже в голову не пришло, что этот жучок установил его родной брат.
Я носилась по комнате и переворачивала все вверх дном. Дядя Рэй сел на мою кровать и не торопясь выпил три банки пива. Потом подошел к розетке, вытащил из нее лампу, будильник и таким образом освободил тройник. Вручил его мне.
– Спасибо за пиво, – сказал он и вышел.
Первым моим желанием было рвать и метать, может, даже связаться с адвокатами или с Американским союзом гражданских свобод, но разум подсказывал не торопиться и хорошенько все обдумать. Как выяснилось позже, доверять не стоило ни сердцу, ни разуму. Я взяла тройник и перенесла его в контору. В конце концов родители это узнали, но у меня появилось немного времени. Надо было срочно выбраться из дома, побыть на территории, свободной от Спеллманов. Так что я села в машину и поехала к Петре.
Она открыла мне дверь в черном бархатном платье без бретелек и кружевной шали на плечах. Волосы убраны наверх, пирсинга как не бывало.
Петра явно не ожидала моего визита.
– Ты что тут делаешь?
– Я только что нашла у себя в комнате прослушивающее устройство. Ты идешь в оперу?
– Нет. Просто свидание.
– С кем?
– Да так, с парнем. Познакомилась недавно.
– Кто он?
– Э-э… врач.
– Правда?
– Ну, я не стала уточнять это в Американской медицинской ассоциации, но почему-то склонна ему верить.
– Как его зовут?
– К чему все эти вопросы?
– Обычно ты мне рассказываешь, когда у тебя появляется новый парень.
– Дон Стернберг.
– Что-что?
– Так его зовут.
– Ну, если настаиваешь…
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нет. Все в порядке. Повеселись там со своим адвокатом.
– С врачом.
– Врачи, адвокаты… Какая разница?
– Большая, если ты в реанимации.
Наш разговор заходил в тупик, а правды я так и не дождалась. Посмотрев на подругу, я увидела, что она свела вторую татуировку – могильный камень с надписью «Джимми Хэндрикс».
– Зачем ты убрала Джимми?
– Порой люди меняются.
– Неужели? Первый раз слышу.
Я уехала от Петры и отправилась в единственное место, где могла получить ответы. Мне не пришлось стучать в дверь или устраивать допрос. Надо было только дождаться, пока Дэвид выйдет из дома, и если он будет в смокинге, значит, он не только встречается с моей лучшей подругой, но покупает молчание четырнадцатилетней сестры и угождает прихотям пятидесятичетырехлетней матери, чтобы я об этом не узнала.
Меня обуял гнев, нестерпимое желание доказать, что они принимают против меня неправильные меры – или, во всяком случае, ненужные. Как я и предсказывала, Дэвид ушел из дома при параде. Я уехала прежде, чем он успел меня заметить. Разберусь с этими двоими позже.
Между мной и родителями установилось короткое перемирие. Война здорово измотала и их, и меня. Однако перемирие не распространялось на Рэй. Я долго уговаривала маму и в конце концов сообщила сестренке страшную новость:
– У тебя три кариеса. Дэниел приглашает тебя на лечение завтра в четыре часа. Не опаздывай.
– А это обязательно? – спросила она.
– Пойдешь как миленькая.
В тот же вечер я заглянула в гостиную и увидела, как Рэй и дядя Рэй вместе смотрят телевизор. На экране Лоуренс Оливье мыл руки и спрашивал Дастина Хоффмана, привязанного к стулу: «Это безопасно?»
Я подошла к дивану и уставилась в ящик.
– Это безопасно? – переспросил Оливье, разворачивая набор стоматологических инструментов.
Я гневно посмотрела на дядю:
