— Братцы, а ведь мы черт знает куда летим, — сказал вдруг Геннадий, сидящий прямо у заднего борта, не оборачиваясь к нам. — И когда еще увидим… все это…
Мы молчали, тоже не отрывая взгляда от уносящейся вдаль земли. И вдруг смысл слов Геннадия дошел до сердца. Буквальный, очевидный смысл. И он поразил… Мы, до сих пор остававшиеся под впечатлением ночной посадки корабля, суеты сборов, принятия присяги, вдруг почувствовали, в какую неимоверную даль нас посылают.
— Лейтенант, тормози! — глухо сказал Константин сопровождающему нас в кузове офицеру.
— Что? — не понял тот.
— Тормози! Надо попрощаться…
— Нельзя! — понимающе ответил лейтенант. — Время у нас… — Он показал на часы.
Мы все обернулись к нему.
— А мы не просим лейтенант… — тихо сказал Пал Палыч, хмуро блестя глазами из-под густых бровей. Даже сквозь шум машины лейтенант услышал его. И понял. Он еще с минуту сидел, не решаясь. Мы ждали. Сузив глаза, лейтенант отстегнул от пояса рацию.
— Сапсан-13, Сапсан-13, я — Коршун-4, три-один, я — Коршун-4, прием!
Рация зашумела:
— Коршун-4, я — Сапсан-13, три-один, я — Сапсан-13, понял!
В полном молчании мы ехали еще минуту, потом «Урал» притормозил, съехал на обочину и остановился. Лейтенант выпрыгнул и скрылся за кузовом. Хлопали двери, кто-то бежал. Мы ждали.
— Выходи! — лейтенант откинул задний борт. — Пять минут.
На обочине, где мы остановились, сразу из придорожного кювета уходило вдаль поле, покрытое светлым колосом, сквозь который просвечивала земля. Летняя тишина в преддверии жаркого дня покрывала все окружающее пространство. Вдали распласталась деревенька, а за ней длинными пятнами тянулись темные островки леса и поднимались волнами бесконечные поля. В вышине свистели почти невидимые ласточки.
С другой стороны дороги лес начинался сразу. Маленькие придорожные елочки с нежной пушистой хвоей уходили влево к своим большим собратьям, а прямо и направо сразу за ними манил чистотой и свежестью сосновый бор.
Вывалившись из грузовика, мы стояли, перетаптываясь, смущаясь друг друга. Водитель машины выпрыгнул из кабины и закурил, с интересом поглядывая в нашу сторону. Из передних машин, неровной колонной стоявших поодаль, тоже высыпал народ. И сразу одни пошли в поле, а другие — в лес. И мы тоже вдруг сорвались с места и, разделившись на две половины, сошли с дороги.
Я перебежал дорогу, поднялся по поросшему травой склону — и голова закружилась от соснового аромата. Закрыв глаза, я таял сердцем. Обожаю сосновые боры! За их чистоту, простор, когда все деревья — как на подбор и будто специально красуются перед тобой в своей рыжей шероховатой наготе. А воздух!.. Я прошелся по темной пружинящей хвое, цепляясь взглядом за иголки, за опавшие ветки, за причудливые узоры мха. Стройная сосна встретила мою ладонь гладкостью тонкой кожицы и неровностью треснувшей коры. В свежей ране ствола темнела каплями застывшая смола, и свежие еще мокрые дорожки наслаивались одна на другую. Палочкой я соскреб этот мягкий застывающий аромат и поднес к лицу… Оглядевшись, я увидел, что по лесу бродит еще несколько человек. Некоторые присели. Мужик недалеко от меня собирал землю в платок. Я отвернулся. Нет, землю я с собой не потащу. А вот хвои и пару шишек пожалуй что возьму. Подняв ветку, я сгреб с нее длинные зеленые иголки и запихал в узкий карман джинсов. Потом подобрал две симпатичные расшиперенные шишечки…
Шоферы подали сигнал. Приложив обе ладони к стволу, я задрал голову. Сосна терялась в вышине, расставляя веером могучие корявые ветви, вверху сквозь хвою сияло голубое небо…
Минут через десять после остановки, когда мы снова неслись во весь опор, Гэндальф, сидящий с краю, вдруг крикнул:
— Смотрите!
Все обернулись. Вдаль уплывала стоящая на обочине группа девчонок. Они махали руками, какими-то тряпками и что-то кричали.
— Ого! Да нас провожают! — загалдели мы.
А крики слышались снова — и вжих! — мы проехали еще одну группу.
— Возьмите нас!.. — их крик терялся вдали. Вжих! — еще одну!
— …нас с собой! Возьмите!.. — Среди девчоночьих голосов явственно слышались и более сильные голоса. Молодые пацаны махали руками и футболками. Таких команд стояло по обочинам штук пятнадцать. У многих были плакаты. Я успел прочитать: «Они здесь!», «Мы хотим туда!» И тут мы миновали пост ГАИ: прямо на обочинах стояло несколько машин, и несколько патрульных с автоматами провожали нас взглядом. И буквально сразу же мы проехали мимо пункта с военными. Едва пронеслась наша машина, как двое солдат побежали закрывать установленные на дороге невысокие сетчатые ворота. А от трассы в обе стороны от пункта расходилась по полям изгородь из колючей проволоки.
— Все, зона! — констатировал Пал Палыч. — Огородили наш аэропорт, чтоб инопланетян не нервировать.
На следующем КПП нас пропустили только с остановкой и проверкой. И на следующем. И на следующем. Их было пять или шесть, таких КПП, я даже сбился со счета. Перед самым аэропортом мы разминулись с колонной из пяти машин — все грузовые бортовые, они мчались по направлению обратно в город.
Наконец мы тормознули на площадке перед нашим аэропортом. Сразу же к машине подбежал военный. Наш лейтенант спрыгнул. Отдав честь, он доложился. Встречающий кивнул и убежал. Я увидел, как поворачивает лейтенант голову, как выворачивается она вбок и все выше и выше вверх, и уже казалось, что сильнее закрутить шею нельзя. И лицо лейтенанта вдруг стало безжизненно-серым, и он так и стоял, вывернув голову в невозможное положение. И я знал, на что он смотрит сейчас, и сам хотел увидеть это.
Встречающий вернулся и откинул борт. Мы построились тут же у машин, спиной к зданию и к взлетному полю. Наш майор представил новых командиров наших отрядов — старших лейтенантов Полынцева и Варнаса — двух крепко сбитых, очень похожих друг на друга парней. Братьями они, судя по фамилиям, не были, а вот то, что натаскивали их в одной конторе, — так это без сомнений.
К КПП у аэропорта приближалась еще одна колонна грузовиков — оскал переднего «Урала» уже был отчетливо виден, и автоматчики бежали проверять документы.
— Отряд, в колонну по двое за мной бегом — марш! — скомандовал каждый из старлеев. Мы побежали. А над головой висела невероятная дура — огромный, чудовищный столб. Он давил своим объемом и невозможной высотой, я все пытался поднять на него глаза, но спотыкался. И все остальные тоже косили глаза. Так толком ничего не разглядев, мы подбежали к зданию аэропорта, вдоль которого шеренгой стояли солдаты охраны.
Да, такого за всю свою историю небольшое двухэтажное здание нашего аэропорта еще не переживало. Встречало оно и важных лиц, и делегации. Летали отсюда когда-то рейсы по всей стране, бывали тут наверняка дни столпотворений и аншлагов. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.
Весь зал первого этажа был заполнен людьми. Огромная толпа мужиков в гражданском с вещмешками занимала большую его часть. Множество старлеев, таких же как наши, покрикивали на эту толпу, стараясь сохранить порядок строя, но было слишком тесно. Мужики вполголоса переговаривались и оглядывались по сторонам. Левая часть зала кишела военными, и шума там было больше, чем у мужиков. Кто-то убегал, кто-то прибегал, несколько человек говорили по рациям. Грозно басили огромные фуражки и звездастые погоны.
Наши отряды прижались к общей толпе. Похоже, тут собралась вся наша рота.
— Что, мужики, летим? — сразу обратились к нам стоящие рядом.
— Летим, мать его… — ответил Пал Палыч.
— Запасные трусы взяли?
— Три комплекта! — тут же среагировал Константин. — Еще памперсов привезли, сказали, доходяг тут больно много!
