Наверное, по шоссе на Ковальков шли машины. Вслушиваясь в этот гул, они не сразу обратили внимание на самолет. То спускаясь к земле, то снова взмывая вверх, он высматривал что-то в окрестностях. Юзеф оглядел людей.
Несмотря на усталость, лица у всех серьезные, сосредоточенные. Знали — этот далекий рокот предвещает грозу. Самолет сделал еще один круг и развернулся в сторону Сливы.
— Меня зовут Зоя, — представилась она сразу же в начале беседы, — а по-настоящему — Таня.
— А меня — Молчун. Хорошо говоришь по-польски. Была уже у нас?
— Нет, но я работала перед войной в Западной Белоруссии.
— Где?
— В Волковыске, Лиде, Барановичах. Был там один товарищ из этих мест, — девушка внимательно посмотрела на Юзефа, — коммунист.
— Кто?
— Антони Коваль.
«Боже мой, — подумал Юзеф, — потребовалось почти пять лет войны, чтобы получить весть об Антони, встретить человека, который его знал».
— Знал его? — спросила девушка. Вопрос, казалось, был самым обычным, но Юзеф сразу почувствовал в ее голосе напряжение, ожидание.
— Это мой родной брат.
— Я так и подумала. Твое имя Юзеф, да?
— Да. Он рассказывал тебе о нас?
— Конечно.
— А где он сейчас?
— Не знаю. — Девушка глубоко вздохнула. — Не видела его с июня сорок первого. А ты ничего не слышал о нем?
— Я? Откуда же! Как ушел из дому, словно в воду канул. — Ему вдруг стало жаль девушку. Все эти годы у нее была хоть маленькая надежда. А он отобрал ее. Всего лишь только надежда… На большее она не могла рассчитывать: ведь столько событий произошло за эти годы…
— Почему ты заговорила именно со мной?
— Потому что вы очень похожи. Как только тебя увидела, сразу подумала, что ты из Ковалей.
«Что-то ты недоговариваешь, дивчина», — подумал Юзеф. А вслух спросил:
— Вы что же, с Антеком просто знакомые?
— Нет, мы должны были пожениться…
— Вот как? Тогда ты мне как бы родственница, жена брата. — Он слегка смешался, увидев ее смелый взгляд.
— Не вышло, как видишь.
Оба замолчали. У каждого из них в той далекой мирной жизни были свои мечты и планы, но каждому из них война неумолимо продиктовала свою волю. Юзеф подумал: как же невероятно переплетаются человеческие судьбы! Встретил девушку, которую любил Антек, за столько километров от фронта в этот летний душный день.
Снова послышался шум моторов.
— Немцы… — прошептала девушка.
— Концентрируются. Вечером попробуем проскочить.
— Слушай. — Девушка слегка коснулась плеча Юзефа. Голос ее изменился, в нем почувствовалась решимость. — Мы и рация не должны попасть им в лапы.
— Понимаю.
— В случае чего…
— Сам знаю, — резко ответил он.
— Если первым встретишься с Антеком, — проговорила Таня, — скажи ему.
— Сама ему скажешь.
— Мы идем на боевое задание.
— Война не вечно будет длиться. Сама видишь, вколачиваем Гитлера в гроб.
— Веселый ты парень…
— Мы тут привыкли и к заданиям, и к облавам.
— Хотела написать в польскую армию, — сказала девушка, — запросить об Антони. Но надо было вылетать.
— Долго были вместе?
— Полтора года. Я работала в системе просвещения для взрослых, а Антони в профсоюзе. Помогал мне организовывать курсы.
В эту минуту перерыва, подаренного им войной, ей захотелось рассказать ему все. Пройдя через годы тревог, отчаяния, ожиданий, поисков, она наконец встретила человека, который был связан с Антеком, внешне напоминал его.
Ей захотелось рассказать о том дне, когда она впервые увидела Антони. Высокий, плечистый, со слегка вьющимися волосами, открытым лицом. Она знала, что ей будет помогать польский коммунист, человек, закаленный подпольной работой, прошедший суровую школу буржуазных тюрем. И поэтому она была поражена тем, что человек с такой биографией, обращаясь к ней, называл ее «пани» и целовал ей руку. А потом такие знаки внимания стали нравиться ей. До того времени она как-то не придавала значения этим вопросам. Комсомолка, направленная прямо после учебы в только что освобожденные из-под власти буржуазии и помещиков районы, она чувствовала себя представителем нового общества. Страстно желала выполнить задание: искоренить из людского сознания прошлое, посеять в нем революционные зерна.
А тут внезапно возникла любовь.
Каждая минута, проведенная с ним, была наполнена счастьем и радостью. По вечерам они беседовали о прошлом, мечтали о будущем. Ей хотелось знать о нем буквально все. Что думал, что чувствовал, о чем чаще всего вспоминал…
Вскоре им пришлось разлучиться. Она работала в Лиде, а его перевели в Минск на ответственную работу в польской газете. Она не могла винить его за радость, которую он испытывал в связи с этим назначением, не имела права ему мешать: в этом был смысл его жизни…
— Антони, — продолжала свой рассказ Таня, — обратился к начальству с просьбой, чтобы и меня перевели в Минск. Там мы должны были…
— Пожениться, да? — докончил Юзеф.
— Да. Я должна была приехать к нему в конце июня. Но раньше разразилась…
— Война…
— Война… Я шла на восток, но фронт постоянно обгонял меня. Осталась…
— Была в партизанах?
— Два года. Потом меня вывезли самолетом: была ранена. Ну и теперь…
Остальное ему было известно. Служила в разведке. Всегда впереди своей армии, постоянно на грани жизни и смерти. Почти жена брата… Красивая девушка. У Антони есть вкус… Он усмехнулся своим мыслям.
Со стороны Сливы послышалась артиллерийская канонада. Пушки, видимо, находились где-то недалеко от них, так как очень хорошо были слышны выстрелы и только потом значительно более приглушенные разрывы снарядов…
— Началось, — сказал Тихий. — Бьют, видимо, по нашим. Похоже, что несколько батарей.
— Не думал, что подойдут так быстро.
— Что будем делать?
— Продолжать выполнять задание…
Около шести часов вечера огонь артиллерии стих. Теперь пойдет пехота. Бой… Юзеф выждал, пока наступили густые сумерки, и только тогда поднял людей. Шли гуськом, русские в середине. Встретившуюся деревню обошли на таком расстоянии, чтобы их не учуяли даже собаки. Пересекли шоссе. Юзеф на мгновение включил фонарик: на асфальте отпечатались многочисленные следы автомашин. Теперь надо
