войной окончивший профессиональную школу. Юзеф договорился с ним, что будет, как и прежде, работать в слесарной. Довольный таким оборотом дела, он отправился к отцу.
Матеуш обосновался в комнатке на втором этаже в здании комитета. Юзеф пришел как раз к ужину. Отец и второй секретарь — товарищ Чайка — сидели за столом.
— Садись, — предложил старший Коваль. — Голоден?
— Нет, уже ел.
— Виделся с шефом местного отдела госбезопасности? Капитан. Партизанил.
— Нет. Он мне не нужен.
— Какая муха тебя укусила? — удивился Чайка.
— Никакая… Просто Сохацкий дает мне работу. Поэтому мне не о чем говорить с шефом.
— Ну, так. — Старый Коваль отодвинул кружку, набил трубку. — В мастерские, говоришь, слесарем?
Матеуш заинтересовался предприятием. Ничего удивительного: сам проработал там всю жизнь. Разговаривали о работе, когда в комнату вошел начальник отдела госбезопасности. Это был молодой человек в новом мундире и добротных, скрипевших офицерских сапогах.
— Итак, ты мой заместитель, — сразу же начал он. — Один товарищ, который вместе с тобой воевал, сказал, что ты боевой мужик.
— Не хочу я быть заместителем, — нахмурился Юзеф.
— Что так? — удивился капитан.
— Не хочу… И так уж автомат прирос к руке. Навоевался. Можно мне наконец спокойно жить?
— Можно, — вмешался Чайка, — правильно, Юзек. Действительно, с тебя хватит.
— Что вы?! — занервничал капитан. — Я говорю серьезно.
— Хватит, — продолжал Чайка. — В конце концов, каждый имеет право по-своему строить собственную жизнь.
— Болтовня, — махнул рукой капитан. — Война еще продолжается, и никто нас не демобилизовывал.
— А меня никто и не мобилизовывал, — огрызнулся Юзеф.
— Скажи ему, — Матеуш повернулся к Чайке, — а то они будут кричать до утра.
— Зенека убили.
— Кто?
— Поляки, проникшие сюда с той стороны фронта, от немцев. Может, агенты, а может, националисты… Но зачем я тебе говорю об этом? Идешь ведь в мастерские, а это дело органов безопасности.
— Вы что же думаете, у меня нет совести? — глухо произнес Юзеф. — Зенек был для меня, как брат. Буду служить, пока не расквитаюсь с теми. Кем бы они ни были…
— Знаешь что, иди-ка лучше в мастерские, — сурово сказал отец. Чайка и шеф с недоумением посмотрели на него. — Если хочешь служить только для мести. Нет, личные счеты своди не в органах безопасности.
Наступила тишина. Юзеф сорвался с места, покраснел. Казалось, он скажет сейчас что-то оскорбительное. По очереди посмотрел им в глаза. А старый спокойно попыхивал трубкой, ждал.
— Отец, видимо, меня еще не знает. — Юзеф первым нарушил молчание.
— В этой работе надо действовать рассудительно.
— Знаю, ведь знаю же, оставьте меня в покое, — взмолился Юзеф. — Буду служить, если надо.
— Пойдешь с людьми в район, — распорядился капитан. — Знаешь окрестности, может, что-нибудь обнаружишь.
— Будет сделано!
Просмотрели все лесочки и расположенные в удалении от деревень дворы. Заходили в деревни, говорили с людьми. Наконец напали на след. Хмурый, заросший по самые брови крестьянин, живший на отшибе около Ясеньца, сообщил первые сведения. Было их трое: мужчины и женщина, молодая и симпатичная, все одеты в гражданское, но вооружены. Приказали дать им поесть, потом даже заплатили. Откуда пришли? Из леса. Куда пошли? Вроде бы на Ясице, но он не знает, так как не смотрел. Не его дело. К тому же боялся… Люди с оружием никогда не любили любопытных.
— Мне кажется, что он немного виляет, — говорил потом местный милицейский комендант. — Этот крестьянин у меня на примете еще со времен оккупации.
— Понаблюдайте за ним.
След оборвался в Ясице. Да, были, но сели в поезд. Юзеф возвращался в город разъяренным. Капитан поручил ему еще несколько заданий. А Юзеф заметил, что отец беспокоился за него. Как бы случайно, но всегда, когда возвращались с операции, звонил либо приходил, чтобы узнать, как там сын.
Юзеф прислушивался к боли в руке и вспоминал. Однажды утром, кажется неделю спустя после ранения, к нему в мансарду поднялся капитан. Сел, потянулся за махоркой.
— Как рука?
— Ничего…
— Это хорошо. — Было видно, что капитан спрашивал об этом, чтобы как-то начать разговор, а думал совершенно о другом. Юзеф ждал. — Можешь ходить?
— Скучно тебе одному? — усмехнулся Юзеф. — Конечно, могу.
— Погиб Квасьневский.
— Когда?
— Ночью, похитили его.
Рассказывал тихим, охрипшим от усталости голосом. Квасьневский с людьми находился в Едлиске, искал там следы Блеска. Известно, что в деревне должен был кто-нибудь с ним сотрудничать. Хорунжий что-то нащупал. Но он действовал один. Вчера вечером ему сообщили, что с ним хочет говорить какой-то человек. Квасьневский ушел, взяв с собой только одного солдата. Другим приказал находиться на посту и быть готовыми к немедленным действиям. А час спустя услышали выстрелы. Оказалось, что дом, в котором был Квасьневский, окружен. Били очередями по окнам. Квасьневский с напарником упорно отстреливались. Продержались до утра. Солдата, сопровождавшего Квасьневского, нашли лежавшим за последней хатой со стороны леса. Погиб от удара ножом. На его груди белела бумажка с надписью: «За коммуну». А от Квасьневского следов не осталось.
— Чертов Едлиск! Блеск?
— Так подписана бумажка.
— Что думаешь теперь делать?
— Звонил в Кельне, — сказал отрешенно капитан, — чтобы прислали на помощь хотя бы одну роту из оперативного батальона. Объяснял, что у нас слишком мало сил для настоящего поиска в повяте. Мы ведь к тому же обязаны охранять город, а то ведь снова могут ударить.
— Что тебе ответили? — спросил Юзеф, хотя догадался сам по тону капитана.
— Сейчас пока ничего для нас они сделать не могут. Таких повятов, как наш, много.
— Таким образом, у нас не раскрыта солидная военная организация, — вздохнул Юзеф и, взглянув на шефа, спросил: — Что еще тебя гнетет? Говори все.
— Уезжаю.
— Куда? Что ты городишь?
— В Кельце. А потом, что прикажут. Предполагаю, но только предполагаю, что меня направят на воссоединенные земли.
— А здесь?
— Приказ уже в пути. Шефом отдела безопасности во Мнихове назначен некий поручник Молчун. О, прошу извинить, капитан Юзеф Коваль.
— К дьяволу! — выругался Юзеф.
— Удивительный ты человек, Юзеф, — впервые за весь разговор улыбнулся шеф. — Тебе дают больше звездочек и должность, а ты ругаешься.
