что в данном случае это будет формализм, а формализм — это для формалистов и бюрократов, то есть на руку врагам советской власти.
Пока Иона Овсеич давал свое объяснение, мадам Малая подошла к детям, обняла одного, другого, третьего, сказала что-то на ухо и объявила к сведению всех присутствующих: Ося Граник продекламирует стихотворение Джамбула «Закон».
Ося вышел на середину комнаты, повторил название, фамилию автора — «Закон», стихотворение Джамбула Джабаева, — и громко, задыхаясь, как после долгого бега, закричал:
Потом, читая про законы аллаха, Аблая и кровавого Николая, он немного успокоился и, хотя в конце опять закричал, но это был уже не прежний, когда не хватало дыхания, крик, а просто очень громкая, как на вечере юных пионеров, декламация.
Дети зааплодировали первые, но взрослые быстро взяли свое, а Иосиф Котляр кавалерийским голосом стал требовать «бис!» Клава Ивановна закрыла ему ладонью рот и дала слово Аде Лапидису: стихотворение «На майдані, коло церкви, революцiя iде», автор Павло Тычина.
После Ади Лапидиса опять выступил Ося Граник: в этот раз он читал стихи собственного сочинения — про товарища Сталина и про Испанию. В стихах про Испанию говорилось, как бандиты-фашисты убивают детей, стариков и женщин, как они бросают бомбы на мирные города и поля, где крестьяне и батраки собирают по зернышку свой хлеб, чтобы не умереть с голоду. Клава Ивановна все время качала головой, по щекам у нее катились большие слезы, и она забывала вытереть их, хотя держала платок в руках.
Когда Ося кончил, она подошла к нему, поцеловала в лоб, а Иона Овсеич крепко пожал ему руку, спросил, какие у него отметки по русскому языку, арифметике, природоведению, и велел учиться только на пятерки. Ося сделал пионерский салют, повернулся кругом и стал на свое место в строю.
— Ефим, — сказала Клава Ивановна Осиному папе, — откуда у тебя может быть такой сын? Товарищи избиратели, я вас спрашиваю: откуда у него может быть такой сын?
Товарищи избиратели засмеялись, а Граник почесал средним пальцем свою плешь и ответил, пусть поинтересуются у его Сони, она лучше знает. Но если говорить начистоту, так он, Ефим Граник, тоже придумывал в свое время стихи, только время было не то. Дети, которые много раз слышали про то время и видели в кино, стояли молча, а взрослые тяжело вздыхали, как будто до сих пор оно давило им на затылок и грудь.
— Ладно, — поставил точку Иона Овсеич, — что было, то сплыло: одними воспоминаниями долго не проживешь. Товарищи, у кого будут еще вопросы? Если вопросов нет, можно идти по домам, а на следующей неделе проведем контроль, как обстоит с Положением о выборах: все усвоили или надо кое-кого подтолкнуть.
На следующей неделе выяснилось, что контроль придется отложить еще на шестидневку, так как с выполнением плана на фабрике получился прорыв, органы арестовали главного инженера Дробниса, последователя и, кстати, однофамильца известного врага народа, теперь Иона Овсеич должен был сидеть на производстве день и ночь. Что касается переселения Ляли Орловой, то с этим тоже вышла небольшая загвоздка: Сталинский райсовет имел свою кандидатуру на жилплощадь покойного Киселиса и держался за комнату обеими руками.
— Надо было хорошо ударить кулаком по столу, — сказал Иона Овсеич, — тогда они поймут.
Клава Ивановна ответила, что она ударила, кулак у нее болит до сих пор, но без председателя райсовета тут не обойдется.
Дегтярь согласился: без предрика не обойдется, он позвонит ему прямо с фабрики. А Клава Ивановна, со своей стороны, должна пробиться к нему в кабинет и поставить в известность насчет поведения его жилотдела, который занимается произволом и допускает политическую близорукость.
Сделали, как договорились: Клава Ивановна как раз начала разговор про близорукость и произвол жилотдела, когда зазвонил телефон, и предрайсовета сразу, по первому слову, узнал голос Дегтяря.
— Слушай, Иона, — сказал он, — давай без дыма, а то у меня времени в обрез. Тут сидит твой актив и требует комнату для какой-то Ляли Орловой с табачной фабрики. А мой жилотдел волынит. Я хочу знать точно: надо вкрай или можно трошки подождать? Я лично за то, чтобы подождать.
— Он за то, чтобы подождать! — возмутилась Клава Ивановна. — Ему русским языком объясняют, что человеку льется на голову, а он: подождать!
— Дегтярь, — засмеялся в трубку председатель, — она из меня форшмак делает. Слушай, отдай ее мне в аппарат. Эге, секретаршей. Ладно, пусть будет не по-вашему, не по-нашему, я пришлю комиссию. Не, не, полная объективность — никакой подсказки, никакого нажима.
Люди попались очень приличные, и Клава Ивановна, хотя вначале рассердилась на председателя, теперь была даже очень довольна, потому что все получилось на большой государственной ноге. Комиссия в тот же день решила в пользу Ляли Орловой и велела выдать ордер. Ляля, когда вернулась со смены и узнала, сама прибежала к мадам Малой, бросиласп ей на шею и расплакалась.
— Перестань плакать, — сказала Клава Ивановна, — и не надо мне твоих спасибо. Некоторые в нашем дворе сомневаются, что ты уже совсем остепенилась, а я не сомневаюсь. Я тебе верю, как самой себе.
— Господи, — пришла в ужас Ляля, — как им только не стыдно! Клавочка Ивановна, я буду такая хорошая, такая хорошая…
— Перестань, — остановила ее мадам Малая, — держи себя в руках, и пусть никто не показывает на тебя пальцем. А теперь у меня к тебе вопрос: как ты посещаешь кружок политграмоты на фабрике?
— Что значит, как? — Ляля немножко смутилась. — Если есть занятие, я прихожу, если нет занятия, я не прихожу.
Клава Ивановна сказала, что такой ответ ей не нравится: когда у человека ясно в жизни, у него ясно в голове. Кроме того, есть на фабрике занятие или нет, надо приходить на консультацию в форпост, потому что фабрика фабрикой, а дом домом.
— Господи, — Ляля прижала руки к груди, — кто же против! Наоборот, мне самой интересно знать, что говорит Иона Овсеич, что говорит доктор Ланда и Лапидис. Клава Ивановна, это правда, что Лапидиса папа приехал прямо из Греции? А насчет Ани Котляр, что Лапидис имеет к ней чувство, правда или просто выдумали?
— Ты хочешь, чтобы я тебе сразу ответила или немножко подождешь? Во-первых, запомни; в чужую жизнь я не вмешиваюсь. Во-вторых, если тебе так не терпится, зайди сама к Лапидису домой и спроси: «Вы имеете чувство к Ане Котляр или это одна брехня?»
— Ой, — испугалась Ляля, — он же меня просто вы гонит!
— Не волнуйся, — сказала Клава Ивановна, — Лапидис не такой дурак.
— Хи, — застеснялась вдруг Ляля, — все говорят, что у меня ветер в голове, как у девчонки. Клава Ивановна, у меня такое чувство, вроде я ваша дочка, а вы моя родная мама.
— Ой, Орлова, Орлова, — погрозила пальцем мадам Малая, — я тебя вижу насквозь.
