— А даже из тайги, — усмехнулась Катерина, — так что?
— Абсолютно правильно, — поддержал Иона Овсеич. — Значит, здоровее и телом, и душой. А насчет кружка я опять повторяю: ни одного человека за бортом. Если посещает у себя на производстве, пусть принесет справку, а если нет — будет посещать здесь. В субботу списки должны лежать у меня на столе.
Катерина, хотя не обязана была, приняла участие наравне с Орловой. Как и можно было ожидать, первый отказ поступил со стороны Гизеллы Ланды: она заявила, что изучает у себя в училище проблемы языкознания, и на два кружка у нее нет времени. Катерина удивилась: нет времени? Что же сказать тем женщинам, у которых дома дети, хозяйство, и надо везде успевать, а на прислугу мужья им не зарабатывают?
— Послушайте, — чуть не расплакалась Гизелла, — это низко упрекать женщину, что у нее нет детей!
— А мне противно, — сказала Катерина, — видеть ваши слезы. Начинают с абортов, потому что им не нравятся детские писи и каки, а потом плачутся: ах, ах, бессердечные люди.
— Уходите из моего дома, — закричала Гизелла, — уходите немедленно!
Катерина ответила, пусть успокоится, здесь не своя усадьба, а государственная квартира, и Чеперуха пришла сюда не по личному делу.
— Послушайте, — затрясла кулаками Гизелла, — я позвоню сейчас мужу, чтобы привели милицию!
Нет, сказала Катерина, это она сама позвонит сейчас куда надо.
— Нате, нате, — Гизелла схватила трубку и протянула Катерине, — звоните, куда хотите, кому хотите, только оставьте меня, ради бога, в покое!
Катерина состроила брезгливую гримасу, сказала Гизелле, пусть побережет свои нервы, еще пригодятся, и вышла.
В тот же вечер произошел разговор с Граником. Здесь истерики и криков не было, Ефим сообщил, что на сентябрь завод выделил ему путевку в санаторий, следовательно, на этот месяц кружок уже отпадает. Кроме того, он сильно устает после смены и в голову ему ничего не лезет.
— Значит, — спросила Катерина, — вы отказываетесь?
— Что значит отказываюсь? — удивился Ефим. — Я же вам русским языком объяснил, что не имею физической возможности по состоянию здоровья.
— Хорошо, — сказала Катерина, — я передам товарищу Дегтярю.
— Передайте, — кивнул Ефим. — Если ему будет непонятно, пусть зайдет ко мне.
Ефим с силой захлопнул дверь. Катерина вся кипела от возмущения и немедленно поднялась к товарищу Дегтярю. Она позвонила раз, другой, третий, наконец, хозяин открыл. Катерина увидела полковника Ланду, который шагал вокруг стола и кричал, что Дегтярь преднамеренно терроризирует людей и накручивает их друг на друга. А с Катериной Чеперухой, погрозил пальцем Ланда, у него будет отдельный разговор.
— Чеперуха, — тут же обратился товарищ Дегтярь, — ответь, пожалуйста, на такой вопрос: я посылал тебя к Гизелле Ланде или не посылал?
Нет, сказала Катерина, не посылал; зато жена полковника Ланды выгоняла ее из комнаты, как барыня свою прислугу, и еще грозилась вызвать милицию.
— Позвольте, — набросился полковник, — но она находилась у себя в доме, а вы, едва переступив порог, нахамили ей и довели до обморока!
Катерина ответила, что это не доказательство: мадам Ланда готова упасть в обморок, когда пробежит мышка.
— Послушайте, — вскипел полковник, — я привлеку вас к судебной ответственности за предумышленное хулиганство!
— А вы нас не пугайте, — сказала Катерина, — мы живем на свои трудовые копейки, и нам бояться нечего.
— При чем здесь ваши трудовые копейки? — затряс рукой полковник. — Вы врываетесь в чужой дом и позволяете себе глумиться над женщиной, в данном случае, моей женой — вот за это я буду вас судить.
— Ланда, — спокойно остановил товарищ Дегтярь, — военный человек не должен бросать пустые угрозы: мы не суд и не прокуратура, чтобы выносить людям приговор. А в свою очередь я могу тебе сообщить, что весь двор до глубины души возмущен вашим поведением, и здесь любой прокурор, любой судья должен будет прислушаться.
— Овсеич, — весь подался вперед полковник Ланда, — я тебя вижу насквозь: не зарывайся! Не зарывайся — мой совет тебе. Не те времена.
— Не понял, — товарищ Дегтярь запрокинул голову и немного наклонил вбок. — Какие времена?
Полковник Ланда не ответил, прошелся пальцами по кителю, проверяя пуговицы, поправил орденские колодки, машинально поклонился и вышел.
— Ух, какой фон-барон! — Катерина скривилась и высунула кончик языка. — Аж смотреть противно.
Товарищ Дегтярь несколько секунд глядел на дверь, как будто ожидал, что Ланда вернется, потом подошел к столу, пробарабанил пальцами дробь и сказал:
— Чеперуха, это очень удачно, что ты зашла в такой момент.
Катерина пожала плечами:
— Вы боитесь, что он в самом деле подаст в суд?
— Я? — Иона Овсеич ткнул себя пальцем в грудь. — Нет, Чеперуха, я не боюсь. Пусть другие нас боятся.
Первое занятие провели на квартире у Ляли Орловой. Стульев не хватило, соседи принесли несколько досок, уложили концами на табуреты и удобно расселись. Товарищ Дегтярь сказал, что не мешало бы чуть посвободнее, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Буквально за минуту до начала пришла Марина Бирюк, а вслед за ней — Гизелла Ланда. Иона Овсеич обвел взглядом присутствующих, сказал, что не видит здесь Ефима Граника, и попросил товарища Орлову, как секретаря, занести в рапортичку. Ляля сказала, уже отмечено, и показала ногтем место в тетради; Иона Овсеич спросил, не знает ли кто-либо, по какой причине отсутствует Граник.
Катерина поднялась и повторила то, о чем один раз уже докладывала товарищу Дегтярю: сейчас Граник готовится в санаторий, завод дал ему путевку, а вообще ходить отказался, говорит, ему в голову не лезет.
Присутствующие засмеялись, товарищ Дегтярь призвал к порядку и сказал, что ничего смешного здесь не видит, велел секретарю запротоколировать заявление Граника и внес предложение сообщить по месту работы, то есть на судоремонтный завод.
— У кого будут возражения?
Степан Хомицкий пожал плечами, Гизелла сидела с каменным лицом, а Марина весело, как глупенькая курортница, которая первый раз попала в Аркадию или на Большой Фонтан, беспрестанно ворочала головой.
Возражений нет, сказал Иона Овсеич, выждал несколько секунд, приветливо улыбнулся и поздравил всех присутствующих с началом учебного года. Люди ответили аплодисментами, в этот момент отворилась дверь, зашла Клава Ивановна, и аплодисменты стали еще сильнее. Иона Овсеич попросил всех подняться и стоя приветствовать старейшую активистку, ветерана общественности товарища Малую.
— Садитесь, — Клава Ивановна сделала рукой знак, чтобы сели.
Вместо того, чтобы подчиниться, присутствующие, наоборот, разразились новыми аплодисментами, и Клава Ивановна пригрозила, что уйдет, если они сейчас же не успокоятся. Угроза подействовала, люди взяли себя в руки и приступили к занятиям.
Первый пункт — почему у нас во дворе назрела необходимость изучать именно экономические проблемы, а не, скажем, вопросы марксизма в языкознании, — Иона Овсеич начал с известного всем эпизода, когда Ефим Граник отказался подписаться на заем. Степан Хомицкий уточнил, что не вообще отказался, а только во дворе, но Иона Овсеич сделал замечание за неуместное вмешательство и повторил:
