демобилизации мне с партучетом определиться надо. Думаю, для начала, чтоб адаптироваться на гражданке, лучше в парторганизации домохозяйства. Я уж собрался идти туда, да сообразил по дороге, что информации на руках у меня нуль целых нуль десятых.
Зиновий пожал плечами: а какая требуется информация? Крейзер, Давид Федорович, подполковник в отставке, секретарь парторганизации, милый человек, всякому жильцу готов помочь, но вся помощь — доброе слово, обещание, дальше этого не идет. И не может идти, потому что материалы, ремонт и все технари — хозяйство управляющего.
Насчет производственной стороны, сказал Бирюк, понятно, а общие проблемы быта, интересы жильцов, контроль — прямая функция парторганизации. В этом вопросе, если картина, как нарисовал Зиновий, правильная, выходит, чего-то недоработали.
— Недоработали, — подтвердил Зиновий и засмеялся, как будто придумал что-то смешное. — А привлечем майора Бирюка в парторганизацию домохозяйства, и пусть, как свежая сила, наладит доработку.
— Зиновий, — встряла по своей привычке в мужской разговор Катерина, — ну чего тары-бары разводить: ты же сам сколько говорил, что Крейзер наш, Давид Федорович, душа-человек, но сидит секретарем по инерции, у а на самом деле пора делать замену. Андрей Петрович — вот и замена.
Майор Бирюк нахмурил брови, выражение лица было веселое:
— Катерина Антиповна, ты курултай нам здесь не устраивай! Сами разберемся, где кумыс, где молоко. А с Зиновием Ионычем мы, со своей стороны, в долгий ящик откладывать не будем: соберем про курсы промкооперации полную информацию, какую площадь занимают, от кого получили ордер, на какой срок и все остальное, как положено по форме, будем добиваться включения в жилфонд двора.
Гость сказал, хорошо посидели, давно так не сидели, в бутылке остался чуток армянского, выпьем на посошок.
Посошок, однако, пришлось отложить. Старый Чепе-руха вернулся домой с внуками, увидел, что в доме у сына застолье, и заявил, такого к себе отношения он не заслужил, тем более что после покойного Дегтяря с самого начала на первое место, если не считать Малую, ставил майора Бирюка. Но даже если считать Малую, все равно майор Бирюк — это майор Бирюк, который угощал его в своем доме.
Насчет себя Иона объяснил, он не такой человек, чтобы забыть гостеприимство соседа, тем паче, что вернулся из Берлина в Одессу теперь уже навсегда. И он не выпустит соседа, пока не выпьет с ним за нашу Одессу, за наш двор.
Катерина стала дергать свекра, чтоб не задерживал гостя, тем более что за Одессу и двор будет еще случай выпить, но гость сам взял сторону старого Чеперухи, вынул из сумки бутылку «Кубанской», разлил до середины по стаканам и громко, командирским голосом, произнес:
— За Иону Аврумовича, старейшего жильца нашего дома, который видел еще мануфактурные склады полковника Котляревского, видел своими глазами флигель в белом дворе, когда здесь еще не было никаких чужаков и никаких непрошеных гостей, которым мешают хозяева!
Иона, едва успели опрокинуть стакан, готов был броситься на гостя с объятиями:
— Бирюк, дай я тебя обниму! Ты сказал святую правду, как будто вместе с Ионой Чеперухой всегда жил в этом дворе и видел своими глазами. Если б из каждого рубля, который всякие конторы, всякие курсы-шмурсы платили за флигель, тебе и мне давали гривенник на двоих, можно было бы построить на эти деньги дачу в Аркадии или на Большом Фонтане!
— Иона Аврумович, — сказал Бирюк, — мы с твоим Зиновием потребуем от финотдела, чтобы провели проверку, пойдешь на подмогу фининспектору, и выведем на чистую воду все шахер-махеры, которые делали с жилплощадью двора под видом законной аренды.
Иона ответил, за правду он всегда стоял и готов стоять до последнего дня, сколько Бог даст сил, и никто не остановит его. Когда соседи во дворе не хотели заступиться за доктора Ланду, он остался один, и правда, в конце концов, взяла верх. Берия выпустил докторов, теперь у самого Берии какие-то неприятности по партийной линии, но Молотов, Маленков и Микита Хрущев разберутся, дадут выговор, и все вернется на свое место.
— Батя, — сказал Зиновий, — мама говорила, что наметила сегодня идти в кино Ворошилова на итальянскую картину «Полицейские и воры». За билетами каждый день на целый квартал очередь, вы останетесь без билетов. Иди.
Иона успокоил сына: пусть не волнуется, они с мамой уже взяли билеты на последний сеанс. Есть еще хороших полчаса. Он как раз успеет закончить важный разговор с соседом. Наши одесские бабы на Привозе распустили слух, что расстреляли Берию. Надо принять меры, выяснить, откуда идет слух, и наказать кого следует, чтобы раз и навсегда хорошо запомнили, что зря распускать слухи даром никому не пройдет.
— Бирюк, — обратился Чеперуха, — скажи мне прямо: я прав или я не прав?
— Иона Аврумович, — майор Бирюк протянул руку, — дай пять! Каждое твое слово на вес золота. Я всегда знал, что Чеперуха наобум словами не бросается.
— Папаша, — Катерина подошла сзади, стала обеими руками в спину подталкивать к дверям, — идите, мама уже как на иголках сидит!
Когда закрылась за Ионой дверь, Андрей Петрович сказал Зиновию:
— Батя твой выше хедера не учился, а умен. Все понимает как надо, а другой раз как будто муха укусила.
Зиновий рассмеялся: а коли известно, что укусила муха, так чего из мухи делать слона!
Гость тоже стал смеяться, признал, что получилась удачная игра слов, но посоветовал не поддаваться соблазну: слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
Зиновий сказал, что полностью поддерживает и, со своей стороны, привел мудрость, которую любила повторять его школьная учительница истории Цецилия Соломоновна Гавиносер: не говори, что думаешь, но думай, что говоришь!
Гость уже стоял у дверей, взялся за ручку, но, выходя, успел заметить, что мудрость учительницы Гавиносер, которую привел Зиновий, это мудрость с двойным дном.
Катерина, едва захлопнулась дверь, принялась убирать со стола посуду, налила горячей воды в таз, положила кусок хозяйственного мыла, взбила пену, подула, чтобы немного осела, а то начала выбегать за бортики таза, и стала объяснять Зиновию, что Бирюк тот, да не тот, что-то переменилось с весны, а что именно, никак не возьмет в толк.
— В тебе, — засмеялась Катерина, — младшего брата нашел, с папой за руку здоровается, как будто десять лет дружбу вели, за умника держит. Не пойму, притворяется, что ли, Лиса Патрикеевна, а если не притворяется, так на кой, спрашивается, все это надо ему?
Из своего чулана выскочили мальчики, стали требовать маму к себе, чтобы сняла с антресолей складные стулья, без них нельзя достроить поезд, Катерина прикрикнула, а ну-ка, шпана, к себе, отец с матерью разговаривают, однако пошла за сыновьями, сделала, как просили, и воротилась.
Зиновий сидел на диване, назвал жену по имени, но продолжал смотреть перед собою, как будто собеседник в отдалении:
— Ты, Катерина, говоришь, Бирюк тот, да не тот. Что-то переменилось. Кто был у тебя сегодня гостем?
— Ну, чего спрашивать, сам знаешь: майор Бирюк.
— Нет, Катерина Антиповна, — покачал головой Зиновий, — не майор Бирюк, а отставник гражданин Бирюк. Со мной, с тобой, с батей разговаривал гражданин Бирюк. По какому делу он пришел к Чеперухам? А по такому делу: узнал, что флигель во дворе, бывшие мануфактурные склады, занимают сегодня какие-то курсы промкооперации. Задача в том, чтобы выдворить курсы, освободившуюся площадь пустить под квартиру для семьи отставника Андрея Бирюка. А чтоб не получилось, что хлопочет один Бирюк, подключить еще одного претендента — инженера Зиновия Чеперуху, инвалида войны, семья четыре человека, из которых трое родились в этом дворе.
— А наше жилье кому? — Катерина прижала обе руки к груди.
Зиновий весело, как будто заранее предвидел вопрос, ответил:
— А хоть вернуть, как планировали Дегтярь с Малой, нашим детям, пионерам!
— Ах ты, Боже мой, — воскликнула Катерина, — а я, подлая, взялась катить бочку на соседа, который пришел к нам как друг, как брат! Да он же первый и назвал тебя своим братом, младшим братом, о котором,
