И плач их утомленный… И, как прибои впотьмах, Шаг страсти окрыленный По розам на столах. И кто-то близко, рядом, Склонившийся ко мне. Под чьим-то знойным взглядом Я грежу в полусне. Дрожат слова влюблённо, Как бред, горят цветы… А сердце исступленно Стучит: «не ты! не ты!» «У тебя в петлице белая ромашка…»
У тебя в петлице белая ромашка. У меня букетик пламенных гвоздик… – Помнишь скат пологий сонного овражка, Где поет прозрачно плещущий родник? Нынче день весенний… Солнце нежно ярко… Будь со мной, как прежде, в этот зыбкий миг! – Помнишь сон тревожный сумрачного парка, Где к моим губам ты в первый раз приник! Как тогда нежданно — вдруг — весна настала! Помнишь в дымке вишен задремавшей сад? – А потом, внезапно, шум и гул вокзала, Из окна вагона мой прощальный взгляд… Нет! не надо помнить. Помнить слишком больно. Почему ты бледен? Почему молчишь? – Не для нас смеется, ласково и вольно,
Предвесенней тайной веющая тишь… Не для нас… Не надо… Грустные, несмело, Входим мы в ревущий уличный поток. – У меня гвоздика ярче заалела, У тебя в петлице, словно снег, цветок. «…Не только пред тобою – и предо мной оне…»
Вот они – скорбные, гордые тени…
В. Брюсов
Не только пред тобою – и предо мной оне: Их взоры я ловлю, Их шаг замедленный в тревожной тишине, Их голос слышу я, когда, склонясь ко мне, Ты говоришь «люблю». Оне всегда с тобой, поникшие в борьбе… Всех вижу их – чужих!.. Я знаю столько губ, склонявшихся к тебе, И столько страстных слов, не отданных судьбе И вкованных в твой стих! И если близко ты, иглу бесцельных мук Вонзает кто-то в грудь: «Как! Столько было снов – и все забылись вдруг?» «Нет! – слышу я во мгле чьего-то смеха звук. – Он наш – не позабудь!»
