— А что у Пушкина ты больше всего любишь?
— Я все люблю, Лидия Николаевна! Каждая его строка — шедевр!
— Ах, вот как…
— А разве нет? — спросил Женя ехидно, понимая безопасность своей позиции.
— Шедевр, — вынуждена была согласиться Лидия Николаевна. — Но, может быть, лично тебе больше нравится Лермонтов или Некрасов?
Женя подумал, потом улыбнулся:
— А разве можно оценивать поэта вне конкретной исторической обстановки? Каждый для своего времени… Нет, Лидия Николаевна, вы задайте вопросик потруднее!
Борис Афанасьевич весело откинулся на спинку скамейки. Он преподавал физику и в этом поединке был явно на стороне Жени.
— Хорошо, я задам, — сказала учительница. — Тебе никогда не казалось, Женя, что все, чем я вот здесь с вами занимаюсь, ерунда и при желании ты мог бы написать стихи не хуже Пушкина? Только откровенно.
Женя похолодел. Потом попробовал улыбнуться:
— Что вы, Лидия Николаевна… Пушкин — гений… Но тут он невольно с опаской посмотрел на Колю и, встретив его пристальный и какой-то необычно требовательный взгляд, сказал:
— А если казалось? Что, мне за это двойку поставят? Мало ли что я про себя думаю.
— Понятно, Липатов, — сказала Лидия Николаевна. — А вот литература как раз и занимается тем, о чем человек про себя думает. Садись.
— Можно, я отрывок прочту? — взмолился Женя.
— Да нет, хватит.
— А то я знаю.
— Не сомневаюсь. Отрывок нам прочтет Голиков.
Коля медленно поднялся. Некоторое время он стоял, опустив голову и не отрывая глаз от парты. Борис Афанасьевич хмурился и что-то записывал.
Между тем Женя вытащил из кармана какую-то бумажку. Она оказалась пригласительным билетом на вечер в хореографическое училище. Билет был выполнен в виде фотомонтажа: силуэт танцующей балерины и надпись: «Добро пожаловать на вечер дружбы».
Женя поставил билет ребром на парту и укрепил его в щели так, чтобы Коля сумел все рассмотреть. Затем, спрятав руки за спину, Женя воздел глаза к потолку.
Коля мучительно боролся со звеневшей в ушах мелодией аргентинского танго. Когда он увидел билет, мелодия зазвучала еще громче. Коля поднял голову. Мелодия зазвучала устрашающе: крякал тромбон, бубнил контрабас, гремели ударные.
— Ну? — поторопила его Лидия Николаевна.
выдавил из себя Коля.
— Что, что, что? — переспросила учительница.
отчеканил Коля в ритме аргентинского танго.
По классу пронесся шепоток. Женя посмотрел на приятеля с обидным сочувствием и спрятал билет.
— С тобой что-то странное творится… — сказала Лидия Николаевна. — Володя Сорокин, продолжай!
Класс привычно зашумел.
— Шум, шум! Опять шум! — Учительница постучала карандашом по столу.
Неуклюжий юноша вырос над партой. Учительница ждала. Володя молчал.
— «Его пример другим наука», — подсказал кто-то шепотом.
Чернильницей Володя выводил на парте замысловатые узоры.
— Ты учил отрывок к сегодняшнему уроку? — спросила Лидия Николаевна мягко.
— Не… — сказал Володя.
— У него все равно ничего не получится! — как всегда, ввязался в разговор Женя. — Он после школы решил в Институт физкультуры податься.
Все засмеялись.
— Липатов! — одернула Женю Лидия Николаевна.
Класс приумолк.
— Так как же, Володя?
— «Его пример другим наука…» — пробормотал он.
— «Но черт возьми, какая скука…» — подсказал Женя.
— Не «черт возьми», а «боже мой», — поправил его Володя.
Он не выговаривал букву «р» — слегка картавил:
— Ну вот, ты же знаешь, — обрадовалась Лидия Николаевна. — Липатов, дай-ка свою хрестоматию Сорокину. Пусть он нам просто вслух прочтет. Для меня главное не в том, чтобы зазубрить наизусть.
— Подумаешь, так каждый сможет… — сказал Женя, передавая книгу Володе.
— Читай, Сорокин! — сказала Лидия Николаевна.
Класс насторожился.
А Володя все больше воодушевлялся. Забыв про хрестоматию, он продолжал декламировать, наслаждаясь удивлением, появившимся на Женином лице.
И стало наконец понятно, что стихи, которые были заданы на дом, ироничные, смешные:
