Красивые города, а не эта дыра. Тебе там понравится.
— Я не поеду. Тем более с тобой. Папа был бы против.
— Почему?
Она вытащила из кармана носовой платок и вытерла глаза.
— Потому что он люто ненавидел тебя, вот почему.
— Он сам так сказал?
— А разве надо было, а? Я сама видела. Ему не надо было ничего говорить.
Я посмотрел в окно.
— Теперь, узнав тебя, я этому не удивляюсь. Он убил бы тебя, будь он жив. Ты пытаешься убедить меня, будто он был в чем-то замешан. Пристаешь ко мне с вопросами.
— Ты многого не знаешь, — сказал я. Она открыла дверцу.
— Короче, я никуда с тобой не поеду. Можешь засунуть приглашение себе в задницу.
Она вылезла из машины, в сердцах хлопнула дверцей и пошла по дороге. Я смотрел ей вслед. На одном из перекрестков она повернула налево. Я завел двигатель, медленно подкатился к перекрестку и тоже повернул налево. Дорин прошла сотню ярдов по дороге, а потом через лужайку направилась к одному из домов. Она не оглядывалась. Я дождался, когда она скроется из виду, задним ходом доехал до перекрестка и покатил в сторону Хай-стрит.
Я въехал на стоянку у стадиона «Юнайтед». Три четверти мест было занято. При въезде стоял охранник в прорезиненной плащ-палатке. Я остановился и высунул из окна полкроны. Охранник дал мне билет, и я направился в дальний угол, где оставил свою машину. Припарковав «ягуар», я запер его и огляделся, чтобы понять, где находится охранник. Тот шел прочь от меня к своей каморке. Издали доносился шум толпы. Присев, я достал нож Кона и проколол шины «ягуара». На это не потребовалось много времени. Кон всегда гордился своим ножом. После этого я сел в свою машину и выехал со стоянки. Проезжая мимо будки, я успел заметить выпученные глаза охранника.
«Триумф» все еще стоял возле многоэтажки. Я завернул за угол, припарковался неподалеку и прошел к подъезду. Было неясно, здесь Брамби или нет, но я решил сначала позвонить в дверь, а уж потом беспокоиться об этом.
Я поднялся на лифте. На балконе никого не оказалось.
Я позвонил в звонок и стал ждать. Мне было слышно, как из крана льется вода.
Я раз десять нажал на звонок и прождал почти пять минут, прежде чем дверь открылась.
Она так и не сняла свою курточку и все еще была пьяна.
— Я подумал, неплохо бы вернуться, — сказал я. Она уставилась на меня. В той степени, в какой позволяли слипающиеся веки и остекленевшие глаза. Наконец она улыбнулась, и я увидел между зубами кончик ее языка.
— Зачем? — спросила она.
Я ничего не ответил.
— Ты не войдешь, пока не объяснишь, — заявила она.
— Я думал, ты сама можешь догадаться.
Продолжая улыбаться и демонстрировать мне свои зубы и кончик языка, она замотала головой.
— Нет, — сказала она. — Я не умею играть в отгадки.
— А у меня, между прочим, все вылетело из головы, — сказал я. — Забавно, правда? Но если ты впустишь меня, возможно, все влетит обратно.
До настоящего момента она стояла, придерживая полы курточки, но сейчас она убрала руки и полы разошлись в стороны. Вероятно, она собиралась принять ванну, когда я позвонил: на ней не было ничего, кроме черной нижней юбки. Под юбкой, решил я, у нее именно то, что она грозилась показать мне в нашу прошлую встречу.
— Способствует, — сказал я, — но все равно мне никак не удается ухватить мысль за хвост.
Она хихикнула.
— Входи, — сказала она. — Я сама схвачу ее за хвост. Если тебе нравятся подобные вещи.
Я миновал холл и прошел в комнату. Гленда исчезла, и я услышал, как перестала течь вода. Я сел туда, где до меня сидел Брамби. Стаканы все еще стояли на прежнем месте. Увидев бутылку, я наполнил свой стакан, залпом выпил его, наполнил снова и закурил.
Гленда вплыла в комнату. Она уже избавилась от куртки. Вместо того чтобы сесть рядом со мной, она остановилась с противоположной стороны столика, налила себе нехилую порцию, села в то кресло, где в прошлый раз сидел я, и положила обтянутые чулками ноги на столик.
— Я постепенно включаюсь, — сказал я.
— Верно, — сказала она. — Освежаешь память.
Ей удалось донести стакан до рта, и она пила до тех пор, пока виски не потекло по подбородку. Отставив стакан, она опять сфокусировала свой взгляд на мне. Удостоверившись, что она видит меня, я наклонился вперед и предложил ей сигарету. Она взяла одну и тут же выронила, поэтому ей пришлось снимать ноги со стола, нагибаться и подбирать сигарету. Она сунула ее в рот, я поднес ей огонь и откинулся на спинку дивана. Она тоже откинулась на спинку кресла, выпустила клуб дыма и, посмотрев на меня, сказала:
— Ну?
— Что «ну»?
Она окинула меня взглядом, который, видимо, сама считала «проницательным».
— Понятно, — сказала она. — Понятно.
— Что тебе понятно?
— Что тебе ситуация нравится такой, какая она есть, верно? Я — такая, а ты — такой?
Я улыбнулся.
— Скажем, мне просто нравится медленная подготовка. Если есть время.
— Время?
— Клифф. Он может вернуться.
Она покачала головой.
— Он на матче. На зарезервированном месте, в двух рядах от чертова лорд-мэра. Когда-нибудь он научится.
— Чему научится?
— Не играть в дурацкие игры, изображая из себя крутого. Он просто помешался. Воображает себя новым Киннером. — Она хихикнула. — Возможно, когда-нибудь, когда лорд-мэр возьмет в долг у него, а не у Киннера, он чего-нибудь достигнет.
— Тогда как получается, что ты все еще с Клиффом?
— Он платит деньги.
— И Киннер платит.
— Только за работу.
— Разве он платит тебе недостаточно?
— Иногда достаточно. Когда хочет, чтобы я устроила представление на его вечеринке. Или когда показывают порнуху.
— А ты не боишься? Ты знаешь, что сделает с тобой Киннер, когда узнает?
— Не узнает.
— Почему ты так уверена?
— Потому что он считает меня глупышкой. Разве он поверил бы мне, а?
— И все же он может узнать — случайно.
— Как? Никто не знает об этой квартире. За нее платит Клифф, а я прихожу сюда только для встреч с ним.
Она приложилась к стакану. Я решил, что пора.
— Кстати, — сказал я, — прошлой ночью, когда я заявился в «Казино»… гм… Киннер что-нибудь говорил? После моего ухода?
