были Джо Минчин, король машинного оборудования, Виллис Иджемс, наш ведущий или один из ведущих торговцев скобяным товаром, и парень по имени Джордж Бэббит, великий посредник по продаже недвижимости.
Но домой я возвращался один, и, помню, в машине была какая-то неполадка, барахлил мотор. Я не мог попять, в чем дело, останавливаю машину у обочины - была поздняя осень, - поднимаю капот и стараюсь найти неполадку, но слышу тут, кто-то жалобно скулит, смотрю вниз, а там прелестный водяной спаньель, еще не старый, лет двух или, пожалуй, двух с половиной, сидит и смотрит на меня так жалостливо - право же, это было страсть до чего жалостливо. И поднял лапу, как будто она поранена.
«Ну, в чем дело, старина?» - говорю ему. А он смотрит на меня, да так разумно. Ей-богу, я сразу полюбил проклятую дворнягу! Ну, короче говоря, осмотрел я его лапу: он ее, похоже, поранил о битое стекло, но не сильно. По счастью, в машине у меня в дверном кармане были старенькие, но чистые тряпки, так что я сел на подножку и перевязал псу лапу, а пока перевязывал, заметил, что собака-то превосходная и никакого ошейника на ней нет. А когда я кончил, он, черт возьми, прыг ко мне в машину, словно тут егои место.
«Ну, кем ты себя считаешь? - спрашиваю его. - И что собираешься делать, старый налетчик? Украсть мою машину? У бедного папаши Шмальца украли машину», - так я говорю.
А он свернулся себе на заднем сиденье и в ответ виляет хвостом: мол, ты продувная бестия, но я-то знаю, где мне лучше.
Ну, я посмотрел в обе стороны: вроде бы никто и не хватился собаки, у дороги виднелись только два домика, и когда я привел машину в божеский вид - оказалось, все дело было в карбюраторе, - я подъехал к этим домам, но там никто не слыхал, что пропала собака. Я и думаю: «Нехорошо оставлять здесь старину Джеки». Так я назвал пса, так и зову его до сих пор. «Нечего оставлять его здесь,- подумал я,- еще задавят, чего доброго, а вернемся домой, я дам объявление, и, может, отыщется хозяин».
Когда я приехал, Робби - ты же помнишь, Уолт, моего мальчишку,- так вот, Робби пришел в восторг от этой собаки не меньше моего, но Мэми расфыркалась, мол, пес этот напугает ее чертову кошку Минни. Но она по-
зволила мне держать Джеки, собаку, в гараже, пока за ней не придут по объявлению.
Ну, я дал объявление раз, другой.
Нет, по правде, кажется, я поместил только одно объявление, потому что я сказал себе: «Джеки - это настоящая мужская собака, и если хозяину до нее дела нет, пусть не ждет, что я буду его разыскивать!»
Во всяком случае, никто не откликнулся, и через неделю Мэми спохватилась, что у нас появилась собака, которая не подружится с ее кошкой. Только эта Минни важно вышла на лужайку посмотреть, нельзя ли сцапать парочку воробьев, как Джеки, у которого уже зажила лапа, заметил ее, и, послушай только, ты бы лопнул от смеху: он загнал ее прямехонько на вяз и, ей-богу, не давал спуститься!
Ну, тут началось бурное индейское собрание с Женой Большого Вождя и не предвиделось никакой трубки мира. Она увела меня в дом, подальше от Робби, который меня бы поддерживал, и стала носиться взад-вперед по гостиной на диком мустанге, поражая томагавком бедные жертвы, то есть меня, и крича: «Лоуэл Шмальц, я тебе говорила, и не раз, а все сто раз, что Минни - очень чувствительная и породистая кошка, и я не желаю, чтоб эти жуткие собаки расстраивали ей нервы. Найди законного владельца этого ужасного пса и отдай его назад».
«Кого, - говорю,- назад? Владельца?» А сам усаживаюсь в кресло и зажигаю сигару, будто все это меня забавляет, и, что б она там ни делала, чего бы ни говорила, меня ей не разозлить. И, конечно, я ее поддел: «Кого, - говорю, - назад? Владельца?»
«Ты отлично понял, что я хочу сказать,- говорит.- Немедленно отыщи владельца этого жуткого пса!»
«Прекрасно! - говорю.- Конечно, я пока только успел поместить большое объявление в «Адвокат- тайме», а у этой газеты больше тираж, чем у любых двух газет в наших краях, вместе взятых, - по крайней мере, так они утверждают, и я исследовал этот вопрос и готов с ними согласиться. Но, конечно, этого недостаточно. Ладно, я возьму Джеки под мышку и отправлюсь хоть сейчас. Давай-ка посмотрим: в Зените и соседних городках, в радиусе примерно двадцати - тридцати миль от городской ратуши, около шестисот тысяч жителей, и все, что мне надо сделать, - это постучаться к каждому и спросить: «Эй, мистер, ваша собака?» Только и всего».
«Но ты ведь можешь отвезти этого жуткого зверя туда, где его нашел, и там оставить»,- говорит она.
«Могу, но не отвезу, - отвечаю ей напрямик. - Не хочу, чтоб его переехал какой-нибудь проклятый растяпа-автомобилист. Это ценный пес»,- говорю.
«Он просто урод и жутко грязный. В жизни не видела такой грязнющей собаки»,- говорит.
«О да, конечно, - говорю.- Если исключить тот факт, что это водяной спаньель, а водяные спаньели, даже если они сейчас и не так модны, как коккеры, или жесткошерстные терьеры, или эрдельтерьеры, славятся как самые чистоплотные собаки в мире. За исключением этого, ты кругом права».
«Но ведь нам и не нужна собака»,- говорит. Ну, это меня крепко задело.
«Еще бы, - говорю, - конечно, не нужна. Мне-то она, во всяком случае, ни к чему. Только подумай, с кем я могу возиться по вечерам. Изумительно! С этой милой, пушистой, драгоценной кошечкой, которая меня ненавидит, не хочет сидеть у меня на коленях, а льнет к тебе, потому что ты целыми днями ее гладишь, - что тебе еще делать,- а я должен сидеть в конторе, работать до седьмого пота, и все для того, чтобы прокормить проклятую кошку. Отлично!» - говорю.
Но она мне стала толковать, что дел у нее хватает: поддерживать порядок в доме и смотреть за моим гардеробом и за Робби с Делмериной - ты ведь знаешь, эти женщины умеют показать, что им вздохнуть некогда, - и тут уж я заговорил всерьез.
«Шутки в сторону, - говорю, - если взглянуть на дело серьезно, что такое собака? Что она такое? Конечно же, величайший друг человека! Кто так бескорыстен, как собака? Кто так бросается навстречу усталому хозяину - или даже хозяйке, если она обращается с ней как надо! - навстречу хозяевам, измотавшимся на работе? Уж не говорю о том, что во многих странах они приносят пользу: тащат повозки, сторожат вещи.
Ты забыла, - говорю, - какие чудеса проделывает на экране Рин Тин Тин. Готов спорить, эта собака получает больше денег, чем любой сценарист или даже оператор. Но и помимо этого, вспомни о тех собаках, которые вошли в историю. О тех храбрых сенбернарах, которые выходили с бочонками бренди под мордой спасать запоздалых путников на этом перевале в Германии, или где это там, хотя, по совести говоря, я никогда не мог понять, почему это столько путников с риском для жизни ночевали в снегу, так что монахам приходилось держать наготове для их спасения целую свору собак. Впрочем, это было в давние времена, тогда, верно, все было иначе, чем сейчас, и, конечно, никаких железных дорог.
Но вот уже в наше время, - говорю,- я слышал одну историю, и тут уж все точно, - ее рассказывал человек, который знал того, с кем это случилось, кажется, тот парень был охотником, или шахтером, или старателем, что-то в этом роде, и была у него хижина где-то в Сиерре, в каком-то таком месте, в общем, высоко в горах, и стояла холодная зима, и хижину того парня совсем замело, и на тропках к ней лежали громадные сугробы.
Ну, и, кажется, с этим парнем случилась беда. Он провалился то ли в трещину ледника, то ли еще куда- то и сломал ногу, но все же с трудом доковылял до своей хижины, где его ждал верный пес - никак не мог запомнить его клички. После этого у парня началась лихорадка, и он лежал, изнемогая от страшной боли, и при нем был только его верный пес, который, конечно, немногим мог ему помочь, но старался вовсю: это была разумная, смышленая собака, и охотник - или кто там был этот парень - научил ее приносить спички, или воду, или что там нужно было бедняге.
Но пищу никто не мог приготовить - само собой, тут собака ничем не могла помочь, - и охотнику становилось все хуже и хуже, боль терзала его, он видел, что собака в тревоге, но что же делать? И вот, издав короткий лай, пес выпрыгнул в окно, и больше его не было слышно.
Конечно, бедняга охотник решил, что единственный друг его покинул, и уже примирился с близкой смертью, но не меньше страданий, чем боль, доставляла ему мысль, что его покинул единственный друг.
