Дэннис повернулся к ней. Элизабет была в длинном бежевом плаще и держала на плече связку книг. Она и вправду работала: ее глаза, окруженные сеткой лопнувших капилляров, выглядели уставшими. Дэннис потянулся к ее руке, но Элизабет отстранилась.
— Слишком многое происходит вокруг, — объяснила она.
Дэннис посмотрел в сторону. Наступал вечер, и уличные фонари оживали.
— Ага, — сказал он.
— Мне скоро защищать диссертацию. После стольких лет труда будет обидно провалиться.
— Над чем ты работаешь, Элизабет? — спросил Дэннис. Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что у нее на уме. Женщина не отвела взгляда.
— Ты ведь знаешь, Дэннис. Я изучаю сочувствие, а именно: как люди проявляют его по отношению друг к другу и насколько это свойственно нам от рождения.
— Самозащита.
— Да.
— Удачи.
— Спасибо, Дэннис.
— У меня только один вопрос к тебе.
— Да?
— Связующим звеном является Сан-Франциско? — спросил Дэннис. — Или, может быть, Свин?
И вновь — никакой реакции. Даже глазом не моргнула. Элизабет уставилась на него. Но едва она заговорила, как Дэннис заметил нечто неуловимое в ее молчании, в слегка изменившемся тембре голоса.
— Понятия не имею, о чем ты.
Дэннис кивнул. Значит, все кончилось. Так же быстро, как и началось. Он повернулся в сторону перекрестка и, когда машин не стало, снова ринулся вперед, ощущая шум в ушах. Через сотню футов Дэннис обернулся посмотреть — Элизабет стояла на том же месте. Всю ночь он непрерывно будет размышлять об одном: плакала ли Элизабет? Натягивая воротник к щеке, она закрывалась от ветра или пыталась сделать что-то еще?
Своей позой Элизабет напомнила Дэннису отца. Как трудно было разгадать его жесты. Его позу, его взгляды. Как каждый раз после расставания где-нибудь — в школе, на футбольном матче — Дэннис оборачивался и пытался понять, о чем думал отец в тот момент. «Преподавание, — как-то сказал он сыну, — это величайший инструмент познания». И всегда возвращался к своим бумагам. Отец закрывался у себя в берлоге на долгие часы, и когда мать просила: «Иди, проверь, как там папа», Дэннис украдкой заглядывал за дверь и видел, как отец спит, опустив голову на стол и пуская изо рта слюну.
Ночь выдалась долгая и бессонная. Дэннис понял, что с Элизабет все конечно, еще когда она подвозила его от отеля, однако не хватало какой-то завершенности. Разве Элизабет не подарила ему все? Разве не дала ему то, чего он хотел?
Дала. Но все казалось каким-то двусмысленным. Неискренним даже. Ложным.
Потому что он все еще хотел ее. До вчерашней встречи на Монтгомери-стрит Дэннис покончил с этим. Теперь Элизабет вновь спутала его мысли.
Чертовски неверно. Нельзя так поступать с людьми.
Дэннис знал, что еще не все потеряно. Элизабет Орман собственной персоной вручила ему в «Кингсли» козырную карту. Дэннис не мог добраться до Элизабет по телефону, точно так же, как не мог попасть в кабинет к отцу, просто постучав в дверь и попросившись войти. При всей своей честности и обаянии он знал, что придется найти другой способ вернуть Элизабет.
Итак, Дэннис решил разыграть козырь, который она сама ему вручила.
Осталось три недели…
16
В понедельник гостем на лекции оказался полицейский, которого представили как детектива Турмана. Турман с трясущимися руками стоял на подиуме и обращался к аудитории. Уильямс занял место среди студентов и вместе со всеми что-то быстро записывал, время от времени обдумывая слова Турмана и смеясь над его грубыми шутками. У детектива были внушительных размеров живот и осипший голос курильщика. На гладко выбритом раздраженном лице остались только усы, за долгие годы пожелтевшие от никотина и стресса. Большие пухлые руки полицейского сплошь покрывали царапины — как предположила Мэри, от ежедневной работы в саду. Турман принес Уильямсу большой бумажный мешок овощей. «Томаты» — гласила небрежная надпись на свертке.
— Все не так, как вам кажется, — рассказывал детектив. — Расследование преступлений — не самое легкое дело на свете. Я знаю, что вы все умные. То есть я знаю, что Винчестер — это почти как Йель или Гарвард. — После такого замечания некоторые студенты рассмеялись. — И все-таки требуется более проницательный ум, чтобы заниматься расследованием. Ведь преступления похожи на замки. Подбираешь отмычку к первой защелке и чувствуешь, как что-то стало на место. Это одна версия. Но есть еще и другие. Отмычка проникает глубже, ко второй защелке, и ее тоже нужно открыть. А за ней — третья, в самом сердце механизма, и ее почти не достать. Подозреваемый имеется? Хорошо. У него есть алиби? Нет. Хорошо. Какой у него мотив? Мотив веский? Хорошо. Можно найти улики, которые позволят обвинить его в суде? Перед вами целый набор защелок, которые необходимо вскрыть, а когда последняя становится на место, замок раскрывается, и можно проникнуть в суть дела и во всем разобраться. Многие думают, что наступает такой чудесный момент, когда все становится ясно. Это не совсем так. Точнее, вообще не так.
Турман замолчал и принялся шуршать учетными карточками, постукивая пухлыми костяшками пальцев по кафедре.
— Ну что ж, — продолжил он, — как я понимаю, вы должны раскрыть какое-то преступление. Мистер Уильямс просил меня не говорить о вашем задании. Видите ли, в этом случае я мог бы подсказать кому- нибудь из вас.
Детектив рассмеялся, коротко, но пронзительно хрюкнув одной ноздрей.
— Но я вправе говорить о случаях исчезновения девушек. Да я мог бы целый день рассказывать о пропавших девушках.
Турман отпил минеральной воды из бутылки, которую принес с собой, и прочистил горло. Затем окинул аудиторию строгим пристальным взглядом. Его влажные глаза заблестели.
— Был один случай, — сказал Турман, — с Дианной Уорд. Вы все наверняка слыхали.
Мэри затаила дыхание. Она где-то уже слышала это имя раньше, но никак не могла вспомнить когда. Закрыв глаза, Мэри попыталась восстановить в памяти все обстоятельства.
На столе у профессора Уильямса. Пожелтевший листок бумаги с напечатанными словами:
Дианна была бы ровесницей Полли, если бы не…
Это одна и та же девушка? Мэри снова открыла глаза и сконцентрировалась на полицейском. Она вдруг поняла, что должна слушать его предельно внимательно. Сегодня будут разглашать важную информацию, подумала она.
— Произошло это, когда я работал в Кейле, в отделе убийств, — продолжал полицейский. — Дианна пропала… году в восемьдесят шестом. Совсем молоденькая девушка. Несовершеннолетняя. Училась в центральной школе Кейла. Ее мама сказала, что Дианна сбежала с приятелем. Семья не очень-то беспокоилась по этому поводу. Относились ко всему как к временному явлению. Но в полицию сообщили,
