– Помощи ждите с гор.
Затем богач-банкир поспешил скрыться в невидимой комнате колонии пленных иудеев.
ЧТО УВИДЕЛ ИАКОВ ЭГИБИ
Якубу, или Иакову Эгиби, старшему представителю древнего Дома Эгиби, торговавшего в кредит и со скидками, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы расследовать таинственные обстоятельства, которые привели его, несмотря на все свойственное ему здравомыслие, в тайный сговор. Он обладал всей осмотрительностью своей матери, дочери пленника из Иерусалима, и проницательностью отца- вавилонянина. Значительную долю своих доходов он тратил на агентов, не только не известных шпионской сети Римута, но и ничего не знавших друг о друге. Из их отчетов он по крупицам воссоздал в целом историю о торговцах лошадьми. Ему пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы удовлетворить таким образом свои подозрения, но Иаков не жалел серебра, когда речь шла о его жизни.
Положив все отчеты перед собой, он обнаружил, что первой деталью того дня после праздника стала встреча двух молодых возлюбленных, изготовителя кирпичей Нуску и свободной блудницы Эалиль. Ничего замечательного в этой встрече не было, поскольку в праздники неразумные молодые люди потратили все свои монеты, и затем им пришлось поголодать. Несомненно, барышня Эалиль просила своего возлюбленного держаться подальше от ростовщиков, а он, в свою очередь, добился от нее обещания никогда больше не продавать свое тело другим мужчинам. Расставшись с Нуску на мосту, Эалиль направилась своей дорогой, последовав за арамейскими всадниками.
Эалиль не придавала значения законам, запрещавшим блудницам появляться на улицах в покрывалах, как женам из семей, и носила на белокурой головке шарфик, а на тонкой ее руке качался амулет Иштар. Не будучи зарегистрированной храмовой блудницей, она понимала, что мужчин тянет к девушкам из храма, и к тому же была очень голодна. По опыту она знала, что вождь далекого племени, разъезжающий на дорогой лошади, которую редко можно было увидеть в Вавилоне, обычно имел при себе набитый монетами мешочек. Этот всадник из варваров был упитан – видно, ел сытно. Сопровождавший его оруженосец был одет в чистую одежду и также ехал на хорошей лошади. Эалиль проследила за гостями по всей улице Адада до цитадели Эсагилы, где они уставились на огромную башню, а затем спешились и подошли поглядеть на таблички, выставленные на просторном, покрытом плитами дворе царского дворца. Таблички эти рассказывали о победах Набопаласара и Навуходоносора. На одной из них, недавно установленной Набонидом, третьим халдейским царем, содержалась насмешка над неизвестным здесь Киром. Несколько любопытствующих столпилось вокруг, чтобы прочитать новую табличку, и всадники тоже остановились посмотреть.
Воспользовавшись шансом, Эалиль протолкалась вперед, отбросила с лица шарф и, словно ища поддержки, схватила арамейца за локоть. Один взгляд, и она поняла, что заинтересовала бородатого вождя. Она быстро заговорила по-арамейски, учтиво объяснив происхождение таблички. Казалось, объяснение удивило чужеземцев.
– Что там написано? – спросил высокий оруженосец, также по-арамейски.
Читать Эалиль не умела, поэтому сначала расспросила других очевидцев и потом объяснила гостям:
– Кир Персидский в ноги мои поклонится; руки мои завладеют его землями; имущество его станет моей добычей. – Услышав это, бородатый арамеец улыбнулся. Ободренная Эалиль пересказала шутку Набонида:
– Если Кир ее увидит, то не сможет прочесть.
На этот раз громко расхохотался слуга, даже схватился за бока.
– Что ж, пожалуй, не сможет, – вскричал он. – Но, клянусь Анахитой и Ахурой, их именами и могуществом, он нашел бы способ ее прочесть.
Этих богов Эалиль не знала. Стоявшие вокруг вавилоняне поглядывали на них встревоженно, тогда арамеец тоже забеспокоился и потянул смеявшегося оруженосца к выходу. Рассерженная Эалиль последовала за ними, все еще надеясь на успех. Она вела себя так, словно они позвали ее за собой.
Рядом с конями, перед любопытными стражами Эсагилы, слуга схватил ее руку. Он осмотрел ее, но не похотливо, а задумчиво и сказал:
– Малышка, мы купим не твои ласки, а твой голос. Пойдем!
В словах оруженосца чувствовалась властность. Эалиль не могла прочесть его мысли в серых глазах и не могла понять, то ли оба мужчины ее хотят, то ли ни один из них. После чего слуга разжал вторую руку и показал шесть монет из лидийского золота. Стоили они, как она сразу же подсчитала, раз в двенадцать дороже, чем тот же вес в чистом серебре – больше, чем Эалиль удалось заработать за все время перед тем, как она дала обещание Нуску. Она покорно побежала рядом с всадниками, беспокоясь, как бы солдаты у ворот не заметили блеск золота. Таково было свидетельство блудницы Эалиль.
В тот момент Иаков Эгиби сидел напротив молодого Нуску за столом для подсчетов, обдумывая просьбу юноши на еще один заем. Иаков сам занимался такими мелкими операциями, но держал наготове охранника-аморита, поскольку должники иногда пытались на него напасть. Во взгляде Нуску не читалось отчаяния, было видно, что он просто голоден. Размышляя, Иаков послал раба-счетчика за табличкой с записями долгов Нуску. На столе рядом с большим кувшином чистой воды лежали заметки, сделанные в этот день: семена кунжута подорожали до одиннадцати сиклей за меру, а лучшее виноградное вино – до неслыханной цены в девять сиклей за средний кувшин. Землевладелец мог его купить, но бедняку оставалось лишь сосать финик и мечтать о дававшем забвение вине.
– Зачем ты сменил имя? – лениво спросил он. Нуску пробормотал, что, как он надеялся, бог огня Нуску должен был ему помочь у печи для обжига кирпичей.
– У твоей семьи не было затруднений, когда они делали кирпичи и покрывали их глазурью, а тебе не удается их продавать – вот и все.
Когда принесли табличку, Иаков нетерпеливо снял с нее глиняную верхнюю часть, записи на которой предназначались для инспекторов Римута. Внутренняя табличка содержала тайный и точный подсчет сиклей – десять, – выданных Нуску по ставке – сорок процентов, – под обеспечение семи вольных работников кирпичного завода в верховьях Евфрата и стада – тридцати ягнившихся овец, содержавшихся для их прокорма. Отметки, сделанные собственным кодом Иакова, показывали, что к тому моменту с учетом накопления невыплаченных процентов он стал владельцем работников и отары овец, так как на еду для людей он тратил минимальное количество ячменя и фиников, а мясо и приплод стада продавал.
– Еще десять сиклей, – предложил он, – под обеспечение земли. Завод ничего не стоит. – Эта земля на берегу реки, у самой Мидийской стены, должна была расти в цене с ростом обесценения денег.
– Дай хотя бы двенадцать! – крикнул юноша. Не отвечая, Иаков начал диктовать ожидавшему рабу, и тот принялся быстро заполнять значками размягченную глину новой таблички. Кусая губы, юноша ждал, когда будет названа цена. Но тут охранник-аморит беспокойно дернулся; в комнату вбежала маленькая блудница Эалиль, схватила Нуску за руку и крикнула, чтобы ничего не отдавал за серебро, так как скоро у них появится золото.
– Что ты врешь? – резко спросил Нуску.
Девушка осмелилась говорить с возлюбленным в присутствии банкира. Она затараторила, и из ее речи можно было понять, что двое арамейцев или, по крайней мере, представителей какого-то далекого племени на прекрасных лошадях покупают голоса за золото. Эалиль считала их шпионами или ненормальными, но Нуску должен был быстро ей помочь, или чужестранцы могли от нее отказаться.
Рассердившись при ее появлении, а затем озадаченный услышанным рассказом, Иаков Эгиби впал в глубокую задумчивость. Ему не встречались ненормальные торговцы лошадьми из чужих племен. В то же время шпионы из Египта или Лидии могли расплачиваться золотом, и ему, Иакову Эгиби, представлялась возможность оказать услугу могущественному Римуту, от которого он мог бы потребовать ответную любезность, если эта информация поможет ему захватить шпионов внутри вавилонских стен.
Девушка убедила Нуску пойти с ней. Когда занавеска на двери за ними упала, Эгиби приказал амориту проследить за влюбленными. Выждав немного, он велел подвести к дверям своего мула. Взобравшись в мягкое седло на неторопливое животное, Иаков осмотрелся в поисках курчавой головы своего телохранителя и заметил, что он пробирается через плетеные тюки у пристани по направлению к мосту. Тогда он тоже двинулся в ту сторону, продолжая сомневаться, не ввела ли его в заблуждение истеричная молодая особа.
Эалиль с Нуску уже находились на мосту; они погрузились в беседу с двумя состоятельного вида
