проследовал вниз по течению реки Диялы. Персидские воины ехали по землям Вавилонии и собирали поднявшееся зерно. Жители бежали от них в пограничный городок Опис на берегу Тигра. Персы двигались медленно, по-видимому более интересуясь сбором зерна, чем грабежом в деревнях.
Вести о появлении Кира преодолели Мидийскую стену и дошли до Валтасара. Они ощутимо усилили болезненное озлобление воинственного принца Вавилона. Пять лет Валтасар фактически правил страной. С тех пор как Набонид сменил его на новогоднем празднике, он безвыездно находился на северном фронте, ограниченный запрещением выводить войска за стену. Ему, опытному воину, очень не нравилось держать свои полки в праздности, на гарнизонной службе, за надежной защитой стены. В то же время ему, любителю жить в роскоши, были ненавистны казармы торгового городка Сиппара. И он не доверял отцу.
Когда отчеты с аванпостов дошли до Валтасара, он решил, что мидяне и персы собирали провиант на грядущую зиму. Видимо, они не подготовились к сражению, и Валтасар страстно желал быстро ударить по ним, пока они были заняты сбором урожая. Все же он мог остаться в лагере, если бы не тот случай с дерзкими рабынями.
Это случилось, когда Валтасар отдыхал за кувшином вина. Одна из молодых женщин, находившихся рядом с ним, укрывшись покрывалом, вышла на балкон, где было прохладнее. Этой стройной, томной женщине так же, как ему, наскучила ссылка из вавилонского дворца. Под балконом тянулся внутренний двор, заполненный взволнованными животными, связанными перед бойней, и неприятными звуками, издаваемыми жерновами, которые крутили старые иудейские рабыни. Их голоса перекрывали скрип камней, и одна из них вдруг выкрикнула по-аккадски:
– Спускайся и сядь во прах, о девственная дщерь Вавилона, сядь на землю, ибо там нет трона, о дщерь халдейская… – Насмешка повисла в воздухе, хотя была направлена в красавицу рядом с Валтасаром. Скрежет жерновов усилился на время тихого смеха, затем голос продолжал:
– Возьми жернова и намели муки, открой свои кудри… При этих словах женщина вернулась обратно в душную комнату, и Валтасар последовал за ней, чтобы укрыться от злости старых рабынь и выпить еще вина. Ему пришло на ум, что вражеское войско тоже ведет себя так, словно совсем его не боится. Они должны были получить хороший урок, узнать силу Валтасара…
Вскоре он вывел копьеносцев и колесницы на север за стену. В поисках завоевателей он направился вверх по Тигру.
Северный ветер дул вавилонянам в лицо. Он поднимал вверх пыль, сгибал высокие тополя и молодые ивы. Сквозь пыльную дымку светило красное солнце, но скоро оно скрылось за черным дымом от горевших деревень, в которых вражеские всадники поджигали соломенные крыши. Всадники перенесли огонь на поля с зерном, ветер подстегнул его, и скоро языки пламени лизали всю равнину. Лошади, впряженные в вавилонские колесницы, забеспокоились, походные колонны копьеносцев бежали с дорог, ища убежища от пожара у ручьев и в зеленых полях.
Затем, будто принесенные ветром, примчались персидские всадники. Их стрелы пронзали пыльные облака, их темные ряды атаковали из дыма. Их копья разили далеко впереди голов летящих скакунов. Обшитые металлом конники укрывались за щитами и проносились сквозь скопления легковооруженных копьеносцев Вавилона. Когда колесницы Валтасара собрались напасть на всадников, их встретили тучи стрел, которые сбивали наземь полуобнаженных возниц и заставляли спотыкаться коней. Иногда колесницы все-таки нападали, но всадники на быстрых нисайцах поворачивались спиной и скакали перед ними, крича и смеясь над неповоротливыми экипажами, не поспевавшими за свободно бежавшими лошадьми. На всем скаку они пускали стрелы назад.
Когда пришла ночь, ветер стих, а с ним погасли костры. Начальники вавилонян формировали свои полки, чтобы, воспользовавшись темнотой, отвести их в безопасное место. Но враги не прекращали этого странного сражения. В сумерках они нападали на двигавшиеся колонны, вынуждая повернуться кругом и отбиваться от атакующих отрядов. Вавилонские военачальники зажигали факелы, как сигналы сбора для копьеносцев, но из тени на свет сразу же вылетали тучи стрел. Темнота скрывала персидских всадников, продолжавших преследовать изнуренную пехоту. Не имея возможности разбить лагерь, вавилоняне торопились к ближайшему укрытию, к стенам Описа. Уцелевшие колесницы не могли укрыться в темноте, их выдавало громыхание колес по ухабистой дороге.
Утомленные, изнывающие от жажды воины Валтасара начали исчезать с людных дорог и отправляться на поиски темных ложбин с речками. Валтасар со своими военачальниками и конной охраной сбежал к стене между рек. Победы над Киром не удалось добиться, объяснял он, из-за ветра, огня и темноты, которые были против этого.
ТЮРЬМА БОГОВ
Тем же вечером в Эсагиле Набонид занял свой трон, чтобы выслушать объявления хранителей календаря, и они сообщили, что наступил первый час нового лунного месяца тишри (октября). Как всегда, Набонид выразил надежду, что этот месяц будет благоприятен для всего народа Мардука. Потом хранители табличек времени сменили символ над водяными капающими часами на полумесяц и удалились, произнеся напоследок привычную молитву о долгой жизни царя Вавилона. Более тринадцати веков эти астрономы аккуратно вели записи о движении солнца относительно звезд. Теперь хранителям вавилонских хроник оставалось записать события месяца тишри.
Записи календаря и хроник велись таким вот образом еще с правления первого Саргона. Через годы потопа и засухи, переворотов и вторжений эти таблички сберегали рассказ о времени, и никто даже вообразить не мог, что когда-либо ведение этого архива будет заброшено. Такое заботливое сохранение мысли и обычаев прошлого стало навязчивой идеей, а любое изменение отвергалось, как несущее в себе зло. Мардук, повторяли жрецы, вечно хранит свой Вавилон. Сам Набонид отстаивал свои притязания на трон, поскольку, по его словам, Мардук явился к нему во сне, чтобы объявить его горячо любимым и законным преемником своего любимца Навуходоносора.
Как обычно, после того как он отпустил хранителей календаря, к его возвышению приблизились два прорицателя из храма, раскинув руки, спрятанные под длинными рукавами. Заговорил тот жрец, у кого на голове была повязка с изображением лопаты, символа Мардука. Он произнес свое пророчество, как часто бывало, в форме загадки.
– В этом месяце придет некто, кого любит Мардук, наш великий господин. Он словно пастух поведет свое стадо и отпустит на волю тех, кто томится в неволе. – Говоривший помолчал, будто задумался. – Пришествие его будет благоприятно для Вавилона, любимого города Мардука.
Набонид отпустил прорицателей со скрытым раздражением. В их пророчестве не упоминалось, как обычно, имя Набонида. По-видимому, они намеренно решили сбить его с толку. Хотя храм владел бессчетными отарами овец, вряд ли он имел отношение к пастухам или тем, кто «томится в неволе». Набонид вознаградил жрецов обычной миной золота, и как только смог оставить тронный зал, отправился на поиски своей дочери Шамуры. В тот вечер новой луны он нашел ее, как и ожидал, за работой в подземной сводчатой комнате, служившей тюрьмой для чужих богов.
Они стояли на изготовленных для них пьедесталах, отбрасывая тени на побеленные стены. Во время своего эксцентричного путешествия Набонид забрал их из храмов, далеких от Вавилона: Шамаша из Сиппара, носившего лучистую корону в виде солнца, Ашшура, громадного воина исчезнувших ассирийцев, Шушинака, уродливое земное божество из Шушана, главу плененных изваяний. Некоторые из них, конечно, были посажены в эту тюрьму еще в правление Навуходоносора. В дальнем конце комнаты поблескивали золотые канделябры, жертвенник и скиния, привезенные из Иерусалимского храма.
Его хроникеры записали в летописях: «До окончания летних месяцев боги Аккада и Западных земель, все, обитающие над землей и под землей, вошли в Вавилон».
Переступая порог тюрьмы плененных богов, Набонид почувствовал знакомый холодок страха. Когда он закрывал за собой обитую бронзой дверь, пламя единственного светильника задрожало, и тень царя закачалась на стене. Ему показалось, что гигантские изваяния пришли в движение и повернули к нему взгляды сверкавших драгоценными камнями глаз. Его дочь Шамура держала светильник над головой; она повернула голову, прервав чтение надписи на груди Шамаша, бога солнца из Сиппара. Это был устаревший шумерский шрифт, но Шамура умела его разбирать. К этому моменту она скопировала все надписи, вырезанные давно умершими мастерами на черных каменных фигурах, ставшими от возраста особо гладкими. Шамура не боялась встречаться с богами-узниками в охраняемом подвале. Женщина, как знал
