всадниками, казалось не обращавшими никакого внимания на то, что они мешали движению. Без труда, постепенно, Иаков подвел к ним вплотную мула и узнал, понимая арамейский язык так же хорошо, как иудейский и аккадский, что чужеземцы интересовались течением реки в разные времена года и обитавшим в ней богом.
– Господа с равнин, – дружелюбно подключился он к разговору, – здешний народ приносил жертвы богу вод в очень древние времена. С тех пор его благосостояние настолько улучшилось, что он позабыл об этом боге.
– Какая глупость, – проворчал арамеец-хозяин, – ведь без воды чем бы был этот город? Строениями, поставленными на песке.
– Весьма примечательными строениями, вам не кажется?
Слуга посмотрел на громадные сооружения, блестящие сверху, словно покрытые листами золота, хотя на самом деле, как знал Иаков, то была желтая черепица.
– Эта земля больна и измучена, – возразил слуга. – Как могут ее жители благоденствовать?
– Таков секрет Вавилона. – Иакова озадачивали незнакомцы, поскольку слуга говорил как мудрец, а хозяин – как пастух. – И у других городов были славные деньки, – дружелюбно добавил он, – но невидимые боги обратили их в пыль. Вавилон, любимец Мардука, выдержал все испытания и переживет еще то время, когда ваше потомство исчезнет в земле.
Возникшая толчея на единственном мосту вынудила их продолжить движение. На дальнем берегу слуга заплатил нетерпеливой Эалиль монетами из чистого золота – отчеканенными в Сардах, как смекнул Иаков. Хотя такие откровенные и беспечные люди вряд ли могли быть платными агентами, его интересовало, где они остановились и кому служат.
– Если у вас есть верховые лошади на продажу, – предположил он, – я мог бы на них взглянуть, хотя в Вавилоне предпочитают мулов и диких ослов для повозок.
В силу привычки Иаков занижал стоимость товара, который собирался купить. Арамейцы посмотрели на него весело, с улыбкой.
– У нас есть несколько хороших лошадей, – заявил хозяин.
– Мы покажем их тебе, – предложил слуга, – если по дороге ты, мой господин, расскажешь нам еще что-нибудь о чудесах Вавилона.
Снова странная подмена ролей: слуга делал предложение вместо хозяина. Иаков отметил это молча и добавил другие пункты странного поведения к общей картине, складывавшейся у него в голове, на основании которой он должен был решить, кто такие эти арамейцы – необычные шпионы или необычайно наивные кочевники-торговцы лошадьми. Он гордился своей способностью быстро оценивать незнакомцев. Кроме того, ему очень нравилось играть роль гида. Будучи человеком противоречивым от природы, он осознавал все зло огромного города, словно глядя на него глазами матери, и в то же время чувствовал к нему непонятную привязанность. Пока они ехали, в поле их зрения все время оставались золотая вершина башни и зелень садов на крыше дворца, казавшихся подвешенными выше девяностофутовой линии стены Имгур-Бел, чьи выступающие башни защищали неприступный внутренний бастион Нимитти-Бел.
Даже незнакомцы притихли, когда они снова пересекали Евфрат на барже рядом со стеной. Они наблюдали, как орудовали длинными шестами рабы, погружая их против течения, смотрели, как серая река течет через арку в стене. Иаков объяснил, что протекающая через город река снабжала вавилонян водой в достаточном количестве, чтобы они могли выдержать длительную осаду врага; огромные, построенные Навуходоносором хранилища обеспечивали пищей каждого, кто в ней нуждался. Да, Навуходоносор объявил своему народу, что, пока Имгур-Бел и Нимитти-Бел стоят вместе, ни один вражеский воин не войдет в их город.
Слуга бросил в воду соломинку и проследил за ее путем в воде.
– И все-таки вы забыли о боге реки, – задумчиво проговорил он.
Вода, казалось, зачаровывала его. У канала, где выстроившиеся рядами рабы поднимали ведра к оросительному каналу, а надсмотрщик проверял количество зачерпнутой воды, слуга повернул лошадь, чтобы заглянуть в лицо одной из изможденных смуглых фигур, из последних сил тянувших подъемный ворот. Глаза раба были белыми и незрячими.
У ворот плантации лошади чужеземцев резко бросились в сторону, хотя всадники сидели в седлах расслабленно. К воротам была прибита содранная с человека кожа, еще не высохшая.
– Кто это – убитый враг, – спросил слуга, – или бунтовщик?
Иаков оглянулся и прочитал надпись под кожей.
– Он сказал, что баран потерялся, а на самом деле его украл.
После этого Иаков быстро провел гостей мимо бараков из сырцового кирпича, служивших загонами для вскармливания детей, проданных торговцами для ткацких фабрик.
– Как они согнулись под своими ношами, – заметил слуга. Перед ними караван нагруженных ослов и повозок, запряженных волами, сбился в сторону, подняв клубы пыли, чтобы уступить дорогу внушительной фигуре Иакова на муле. Между животными под грузом мешков с ячменем и ящиков из пальмового дерева жались ряды босоногих носильщиков. Найм носильщика, как хорошо знал Иаков, стоил дешевле, чем тягловый скот. – Когда вы их избавите от этих грузов? – с любопытством поинтересовался слуга.
Тут Иаков вспомнил слова, слышанные в переулках и уже почти забытые – о богах, не избавивших Вавилон от его ярма. Изменническую присказку иудеев-сепаратистов в квартале Кебар. Но Иаков не мог поверить, что арамейцы посещали это нездоровое место на берегу канала.
Казалось, им никогда не надоест осматривать пригороды, заглядывать на каждую улицу с тенистыми поместьями богачей и в каждый переулок, где жили низшие классы. Не привыкший к длительным поездкам верхом, Иаков уже начал испытывать физические страдания, когда арамейцы добрались до финиковой плантации и пустили лошадей галопом по вечерней прохладе. Они принялись говорить между собой на непонятном ему языке. Трясясь за ними на муле, Иаков напряг слух и с волнением понял, что это был их родной язык, хотя и по-арамейски они говорили так же бегло. И тогда он смог ответить на мучивший его вопрос: эти двое действительно были шпионами из далекой страны, но не из Египта. Он решил их проводить до места, где они остановились, а затем сообщить эту информацию на ближайшем посту полиции Римута. В первый раз он заметил, как легко они скакали, вдев ноги в мягкой обуви в кожаные стремена, свободно покачиваясь в такт бегу своих лошадей.
Они свернули в рощицу финиковых пальм, казалось ничем не отличавшуюся от тысяч других. В тени дожидались двенадцать взнузданных лошадей, таких же гладких и норовистых, как скакуны мнимых арамейцев. С постеленных на земле одеял поднялось четверо; у каждого был лук в чехле и колчан со стрелами, притороченные к поясу, лица скрывались под капюшонами. Пятый, седовласый мужчина, медленно выдвинулся вперед, чтобы схватить стремя у оруженосца, отдавшего резкую команду. Разом все лучники скатали одеяла и привязали к седлам. Оба экскурсанта спешились, и оруженосец передал свое оружие старому конюху.
– Видишь, у нас есть хорошие лошади, – заметил он Иакову, – но не думаю, чтобы ты смог их купить.
Внезапно Иаков Эгиби похолодел от страха. Он почувствовал себя одиноким и беспомощным, когда понял, что столкнулся с вооруженными врагами, должно быть мидянами или персами. Возможно, к стенами Вавилона они подъехали как торговцы лошадьми, но теперь им не нужно было его обманывать. В этих условиях Иаков посчитал, что у него есть лишь один шанс из десяти уйти живым из их убежища. Не сомневаясь в этом, он мужественно смотрел в лицо переодетому вождю, тяжело дыша от непривычной скачки.
– Действительно, у тебя замечательно красивые животные, – невозмутимо ответил он, – и есть запасная лошадь для каждого всадника.
Переодетый слуга весело рассмеялся. Несомненно, все остальные смотрели на него как на вождя и молчали в его присутствии. Иаков сделал вывод, что его ранг очень высок.
– Вавилонянин, твоя мать родила не глупца, – заметил мнимый слуга. – С сегодняшнего дня я у тебя в большом долгу, ведь ты показал мне путь, которым я могу войти в твой город. – Он вскинул руки, рассмеявшись, словно от шутки. – Когда я приду в Вавилон, ты сможешь попросить что угодно для своей семьи и племени. Я удовлетворю твою просьбу.
С этими словами он вскочил на спину свежей лошади, а все остальные пристроились за ним и выехали
