— Слушай, как ты это делаешь? — сердито проворчала она и отшвырнула молоток — все равно ничего не выйдет.
Леви тремя ударами приколотил дранку, с которой возилась Никки, и предложил:
— Может, ты будешь подавать дранки, а я — забивать гвозди а?
— Давай!
— Стало быть, ты готова забраться на верхотуру и поотшибать себе все пальцы, лишьбы не чистить курятник? Помнится, как-то раз ты явилась ко мне, чтобы не чистить хлев.
Леви смотрел на гвоздь, но Никки видела, что он сдерживает улыбку.
— Ну, в тот раз это не помогло, — она лукаво усмехнулась.
Они дружно работали вместе. Оба почти болезненно ощущали присутствие друг друга, но старались не показывать виду.
При виде перекатывающихся под рубахой мышц Леви Никки внезапно пробрала дрожь. Воспоминания о той ночи преследовали ее в самых неподходящих местах. Движения его губ во время общения с Питером, изгиб его тела, когда он ловко садился в седло, — все напоминало ей об их близости. Никки наполняло незнакомое чувство: словно крепкая стена, которой она отгораживалась от мира, начала рассыпаться. В голове у нее кружились смутные соблазнительные видения.
— Твой отец сказал тебе, что я завтра уезжаю? — спросил вдруг Леви, взглянув на нее из-под шляпы.
Никки показалось, что у нее внутри все оборвалось.
— Уезжаешь?! Нет… Не говорил…
Леви все так же невозмутимо постукивал молотком, прибивая очередную дранку.
— Сев кончился, коровы на пастбище, вот я и решил, что сейчас самое время.
Боль и обида Никки нашли себе выход в гневе.
— А тебе не приходило в голову, что у папы для тебя и другая работа найдется? Не забудь, ты еще задолжал нам пару недель за то время, что провалялся больной!
— Так ведь это твой отец сказал, что я могу уехать, как только починю крышу, — спокойно ответил Леви.
У Никки глаза наполнились слезами, горло сдавила болезненная судорога. Она замигала и отвернулась.
— Ну и отлично. Тогда кончай поскорее и убирайся к дьяволу!
Она отшвырнула последние дранки, бросилась к лестнице и буквально скатилась на землю.
— О, черт! — буркнул Леви, бросил молоток и последовал за ней.
Провалиться бы этой узколобой злючке! Он нашел ее в сарае, вооруженную лопатой и вилами.
— Никки…
— Я иду чистить курятник!
Она попыталась проскользнуть мимо, но Леви поймал ее за плечо.
— Никки, это же смешно.
— Тебе, может, смешно, а курам не очень.
Леви повернул ее к себе и взял свободной рукой за другое плечо.
— Я же не о курятнике, и ты это прекрасно понимаешь, черт бы тебя взял! Каждый раз, как что-то не по тебе, ты сразу встаешь на дыбы. Я от этого устал. Твой отец решил, что может отпустить меня на пару недель, так с чего тебе злиться и орать, будто я не выполняю своих обязанностей?
— На пару недель?
— Ну да, он дал мне две недели отпуска. У меня есть важное дело.
— Дело? — Никки аккуратно опустила на пол лопату и вилы и недоверчиво заглянула ему в глаза. — Какое дело?
— Личное, — Леви отпустил ее. — Я еще в январе дал обещание и должен сдержать слово.
— А кому ты дал обещание?
Леви поднял вилы и лопату и прислонил их к стене.
— Одному другу.
«Стефани», — подумала Никки, но не смогла заставить себя произнести это имя вслух.
— А… а что ты обещал?
— А вот это уж не твое дело.
Леви наклонился и приподнял ее подбородок.
— Я вернусь, Никки.
Никки, избегая встречаться с ним взглядом, старалась вырваться из его рук,
— А мне-то что?
— По-моему, тебе не все равно.
— Ха! Ты себе льстишь! — Ей наконец удалось отвернуться. — Я с первого дня, как ты появился, ждала, когда же ты наконец уедешь.
— Тогда мне придется тебя разочаровать. Я сказал, что вернусь, и я вернусь. Я обещаю, — едва сдержав улыбку, сказал он.
— А ты что, всегда выполняешь свои обещания? — Вопрос был задан довольно ядовитым тоном, но Леви почудилось, что в ее голосе прозвучала грустная нотка.
— Если только это в человеческих силах. А потом, я ведь еще задолжал вам две недели.
Никки покраснела до ушей, представив себе, что сказал бы папа, если бы узнал, что она потребовала такое.
— Наверно, я вела себя не очень хорошо…
— Наверно, да. Но мне надо починить крышу, а я тут бездельничаю. — Он стиснул ее плечо: — Спасибо, что помогла. Еще увидимся.
И он ушел, улыбаясь. Никки смотрела ему вслед. Ее раздирали противоречивые чувства.
Эти же чувства заставили ее назавтра встать ни свет ни заря, чтобы успеть повидаться с ним прежде, чем онуедет. Вдохнув свежего утреннего воздуха, Никки окончательно проснулась и сообразила, что у нее нет никакого повода вставать так рано. А ей меньше всего хотелось, чтобы Леви подумал, будто она поднялась нарочно, ради его проводов.
— О, — сказала она с наигранным удивлением, увидев Леви — он привязывал к седлу свой спальный мешок, — а я-то думала, ты уже уехал.
Леви пришлось постараться, чтобы не улыбнуться ее деланному безразличию.
— Нет, я только собираюсь. А ты что так рано встала? Попрощаться пришла?
— Я шла в курятник, яиц набрать к завтраку.
— Надо же, какая жалость!
— Что, с курами что-нибудь?
— Да нет. Просто я надеялся, что ты вышла попрощаться.
Он затянул последний ремень.
— Я сегодня почти не спал, все думал, как бы с тобой проститься.
— Почему это?
— По-моему, ты мне не поверила, когда я обещал вернуться.
Он еще раз похлопал Леди и повернулся к Никки. В его глазах вспыхнул знакомый огонек.
— Но мне кажется, что я знаю, как убедить тебя.
— Да? И как же это?
В ответ Леви, с быстротой пантеры, бросающейся на добычу, притянул Никки к себе и прижался к ее губам своими, горячими и настойчивыми.
Никки ответила на поцелуй без колебаний. Она прижалась к Леви, и ее охватила сладостная теплота.
А потом это кончилось так же внезапно, как началось. Леви отпустил ее. Когда Никки открыла глаза, он уже вскочил в седло.
Леви смотрел на нее сверху вниз, тяжело дыша, и лицо у него было странное.
— А может, это была не такая уж умная мысль. — Он глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя. — Через две недели, Никки. Я обещаю.
