похитителей сбегал в табачную лавку и принес несколько коробок маленьких бразильских сигар из Байи.
Посол взял одну и закурил. Сигара оказалась довольно крепкой. Крепкой, но хорошей. Похитители следили за ним через щелку в двери и, видимо, были весьма довольны тем, что сигары ему понравились.
Элбрику захотелось почитать в постели, и он попросил какое-нибудь чтиво. Один из повстанцев куда- то исчез и вскоре вернулся с экземпляром «Маншети», иллюстрированного бразильского журнала. Он принес также книгу Хо Ши Мина на английском языке. Элбрику дали майку, которую тот и надел вместо пижамы. Теперь он был готов провести первую ночь в заточении.
Почитав немного, посол повернулся на другой бок (так ему меньше мешала горевшая на потолке лампочка) и вскоре спокойно уснул.
В американском посольстве, однако, было не до сна. В 5 часов вечера один из сотрудников, поддерживавший, как полагали, наиболее тесные контакты с военной хунтой, отправился на встречу с Магальяйнсом Пинто. Но министр иностранных дел мог лишь сказать: «Мы предпринимаем надлежащие меры». Ответ министра был туманным не случайно: именно в тот момент распри внутри триумвирата достигли апогея.
Когда за год до этого в стране происходили уличные беспорядки, ни Жан-Марк, ни другие члены студенческого союза даже не подозревали, как шатко было положение хунты и как легко она могла пасть. Лишь полиция и ее американские советники, высшие дипломаты в американском посольстве и военные знали о наличии серьезных разногласий среди главарей хуиты и о зыбкости положения самого Косты э Силвы. В ту ночь американские агенты, близкие к генералам, были не на шутку встревожены тем, что похищение Элбрика может еще более усугубить натянутость отношений между командующими различных родов войск, а их разногласия могут стать достоянием гласности.
Посольство США возлагало большие надежды на генерала Аурелио де Лира Тавареса, министра сухопутных войск. Поэтому именно на него оно и стало оказывать давление. Этот 63-летний ветеран военно-инженерных войск имел репутацию человека, способного трезво оценивать обстановку, поэтому в посольстве считали, что он скорее всего может понять, какой серьезный удар будет нанесен по престижу хунты в конгрессе США в том случае, если Элбрик погибнет из-за несговорчивости военных.
Два других военных министра, адмирал Аугусто Рудемакер Грюневальд (ВМФ) и бригадный генерал Марсио де Суоза э Мелло (ВВС), были по мнению американцев, сторонниками жесткого курса среди высших военных чинов. При этом считалось, что ВМФ занимает наиболее бескомпромиссную позицию. Сторонники жесткого курса требовали каждый час публично расстреливать по одному политическому заключенному до тех пор, пока похитители не освободят Элбрика. Те, конечно, ответят на это убийством посла, но такая жертва была бы все же, по их мнению, предпочтительнее, чем то унижение, которому хунта подвергнется в случае выполнения требований похитителей.
В посольстве США придерживались, однако, иного мнения, хотя никто толком не знал, что именно следует предпринимать в подобных случаях. Разве мог кто-либо предполагать, что такое может случиться? Поскольку никаких инструкций из Вашингтона не поступало, сотрудники посольства стали сами нажимать на все имеющиеся у них рычаги, чтобы любыми средствами добиться освобождения Элбрика.
В число 15 политических заключенных, освобождения которых добивалась группа «МР-8», были включены те (среди них были и мужчины, и женщины), кто подвергался наиболее жестоким пыткам. В окончательный список попал также и Грегорио Безерра, совершенно больной 70-летний коммунист. Это было сделано в знак особого к нему уважения и из чувства сострадания (20 лет своей жизни он провел в тюрьмах при разных режимах). После переворота в 1964 году Безерра стал одним из первых политических заключенных, узнавших, что такое пытки. Один армейский майор привязал его к джипу и волоком протащил истекавшего кровью старика по улицам Ресифи.
Жан-Марк почти наверняка был бы тоже включен и список, несмотря на то что за несколько коротких встреч с Фернандо Габейрой они уже успели невзлюбить друг друга. Однако закопспирированность Жан- Марка, сослужившая ему в прошлом добрую службу, теперь обернулась против него. Военная разведка в течение трех дней не могла установить его личность, и этих трех дней оказалось достаточно для того, чтобы весть о его аресте так и не дошла до оставшихся на воле друзей. К тому времени, когда об аресте Жан- Марка стало известно, Фернандо уже опустил список с 15 фамилиями в ящик для предложений в одном из супермаркетов в Леблоне.
Наутро после первой своей ночи в заточении Элбрику захотелось с кем-нибудь поговорить. Похитители заранее договорились, что будут по очереди дежурить у его дверей, но входить туда не будут и сведут все свои разговоры с ним до минимума.
Но соблазн обсудить свои взгляды с такой высокой персоной был настолько велик, что Фернандо ничего не оставалось, как молча следить за тем, как его товарищи один за другим поддавались искушению. «Ничего уж тут не поделаешь, — смирился он. — Ведь мы бразильцы. Но если так пойдет и дальше, то скоро мы начнем приглашать его обедать вместе с нами».
После вынужденной вылазки Фернандо за пиццей Толедо состряпал какое-то варево из риса, фасоли и макарон, и теперь они угощали привередливого посла уже этим блюдом. Национальное бразильское блюдо фейжоада готовится из фасоли и мяса. Еда эта настолько сытная и тяжелая, что во многих ресторанах ее подают лишь в полдень по субботам, с тем чтобы гости могли потом сразу же отправиться домой и прилечь. Приготовленное надлежащим образом, блюдо это — деликатес. На тарелке же у посла была какая-то отвратительная каша. Фернандо и его товарищи, которые ели то же самое, согласились потом с послом, что еда была тошнотворной. Один из них сочувственно сказал:
— Съели бы поменьше.
— У меня и так далеко не революционный аппетит, — ответил Элбрик. Те, кто слышал это замечание, громко рассмеялись и повторили его другим товарищам. Между Элбриком и похитителями устанавливались дружеские отношения, и это потом повлияет на его жизненные представления больше, чем само похищение.
Больше всех Элбрику правился один чрезвычайно красивый и высокий молодой человек (его рост превышал метр девяносто). Обаятельный, как и большинство бразильцев, он еще и по-английски говорил гораздо лучше, чем Элбрик — по-португальски. Молодой бразилец даже нарушил приказ не разговаривать с послом по-английски, лишь бы тот понял его правильно.
Элбрик спросил, видится ли тот со своими близкими.
— Нет, — сказал бразилец. — Я просто не могу этого делать. Им не нравится, чем я занимаюсь.
Из дальнейшего разговора послу стало ясно, что парень этот из «хорошей» (как принято считать) семьи. Он был единственным законным наследником и мог обрести состояние и положение в обществе. Но он избрал иной путь и вот теперь оказался здесь, где приходится есть варево из бобов и риса, спать на полу в старом и запущенном доме и ожидать, что в любую минуту тебе могут продырявить голову. Фернандо тоже был не из бедных (его отец был торговцем). Возможно, и у него были все основания гордиться тем, что, несмотря на блестящую журналистскую карьеру, он не утратил чувства сострадания к беднякам. И все же посла больше всего поразил не Фернандо, а этот молодой парень, столь щедро наделенный природой и столь приятный в общении. Именно его жертва позволила Элбрику осознать всю глубину преданности молодых заговорщиков своему делу и даже почувствовать к ним какое-то уважение.
Похитители, поочередно караулившие посла, входили к нему в комнату (кое-кто при этом надевал на лицо повязку) и в течение всего своего дежурства (а они сменяли друг друга каждый час) страстно излагали свои взгляды.
— Вы занимаетесь чрезвычайно опасным делом, — предупреждал их Элбрик. — Вас могут убить в любую минуту.
— Вы правы, — ответил ему один парень. — Но лучшо получить пулю в лоб, чем сидеть в тюрьме. Мы объявили войну бразильскому правительству. Возможно, для победы нам понадобится десять, двадцать или даже тридцать лет, но мы обязательно победим. Место каждого убитого займет сотня новых борцов.
Сущий вздор, думал Элбрик. Но они, судя по всему, верят в это. Они сказали, что среди них нет коммунистов, хотя вообще в их организации коммунисты тоже есть. Особую гордость вызывал у них Карлос
