неожиданно улетел в Гавану, и все вскоре узнали, что все это время он работал на кубинскую разведку.
В частных беседах Саенс признавался, что не доверяет Мануэлю. Однако, как заметил Бардесио, хотя Саенс и слыл человеком, любившим совать нос в чужие дела, в дела Кантрелла он все же вмешиваться не рискнул. К тому же Кантрелл был независим в финансовом отношении: деньги к нему поступали непосредственно из американского посольства, а не из Агентства международного развития.
Бардесио начал работать в штаб-квартире Управления разведывательных служб, находящейся на пересечении двух авеию: 18 июля и Хуан Пальер. Через Кантрелла он и другие уругвайцы (одни из них были полицейскими, другие просто сотрудничали с полицией) получили различное фотооборудование, портативную радиостанцию и другое снаряжение, которое предназначалось для некой «службы информации».
Каждое утро Бардесио заезжал за Кантреллом на посольском джипе и отвозил его в это новое разведучреждение. В полдень он отвозил Кантрелла в посольство, а часов и 5–6 вечера вновь привозил домой.
Сводки о проделанной работе посылались «службой информации» в американское посольство ежедневно. И шеф полиции, и министр внутренних дел знали об атом. Оба также знали, что уругвайскими законами это запрещено.
Кантрелл частенько навещал инспектора Антонио Пиреса Кастаньета (агента ЦРУ). В число других агентов ЦРУ, связанных с местным полицейским управлением, входили полковник Вентура Родригес (шеф полиции города Монтевидео), Карлос Мартин (заместитель шефа полиции), Алехандро Отеро и инспектор Хуан Хосе Брага (лично пытавший заключенных).
Пытки не были чем-то новым в Уругвае. Еще до того, как президент Пачеко объявил войну коммунизму, в местных тюрьмах частенько избивали гангстеров и уголовников. Но применение насилия в отношении политических заключенных официально считалось зверством, от которого в Уругвае якобы уже давно отказались (как, впрочем, и от смертной казни).
Филип Эйджи, однако, узнал, что это не так, когда вместе с Джоном Хортоном, начальником «станции» ЦРУ, они приехали к полковнику Родригесу, шефу полиции Монтевидео. Американцы хотели вовлечь Родригеса в разработанный ЦРУ план с целью заставить правительство Уругвая разорвать дипломатические отношения с Советским Союзом.
План был довольно хитроумным. Дик Конноли, «оперативник» ЦРУ, сфабриковал для передачи в Советское посольство материалы о подрывной деятельности в профсоюзном движении Уругвая. Другой агент ЦРУ, Роберт X. Рифи, сочинил «документы» о левых руководителях в уругвайских профсоюзах, которые перекликались с фальшивкой Конноли. Таким образом эти материалы должны были доказать, что готовится заговор. Сфабрикованные материалы предполагалось тайно передать какому-нибудь политическому деятелю Уругвая, который затем воспользуется ими в качестве предлога для разрыва дипломатических отношений с СССР. Чтобы придать своим материалам видимость «достоверности», Хортон и Эйджи решили сначала ознакомить с ними шефа полиции.
Когда Родригес стал просматривать фальшивку, Эйджи услышал какой-то странный звук — сначала тихий, а затем все более громкий. Эйдши прислушался: это был крик человека. Наверное, уличный торговец, подумал он. Родригес приказал помощнику включить радио погромче: в это время как раз передавали репортаж о футбольном матче. Но затем отчетливо послышался стон, перешедший в громкий крик. Шеф полиции приказал ещо больше увеличить звук, но крик был настолько пронзительным, что все равно заглушал передачу.
И тогда Эйджи понял: в небольшой комнате над кабинетом Родригеса пытали человека. Он подозревал, что этим человеком был Оскар Бонауди — один из левых, которого Эйджи лично рекомендовал Отеро взять под стражу. Крик продолжался. Родригес наконец одобрил материалы ЦРУ, и Хортон и Эйджи, завершив на этом свою миссию, направились к ожидавшему их «фольксвагену», на котором и вернулись в посольство.
Уругвайская полиция не переставала изумлять большинство сотрудников ЦРУ своей некомпетентностью, и повысить ее дееспособность, казалось, не было никакой надежды. Именно это больше всего огорчало таких людей, как Саенс, который искренне гордился своей работой и поэтому просто не мог видеть всего комизма сложившейся ситуации. Джон Хортон, однако, относился к категории более циничных «оперативников» ЦРУ, Поэтому, возвращаясь в посольство и вспоминая о доносившихся сверху звуках, он лишь снисходительно усмехнулся.
Вскоре Отеро подтвердил, что тогда Эйджи слышал действительно крик Бонауди. Когда тот отказался давать показания, Брага, заместитель начальника следственного отдела, отдал приказ подвергнуть его пыткам. Бонауди непрерывно избивали в течение трех дней. Узнав об этом, Эйджи решил больше не сообщать полиции никаких имен до тех пор, пока там будет работать Брага.
Уже не первый раз служба заставляла Эйджи задуматься. Он уже не относился с таким восхищением к тайной агентурной работе. Ему все меньше нравились все эти клички и вымышленные имена, в которых фамилия всегда писалась прописными буквами: Дэниел Н. ГАБОСКИ (вместо Неда Холмана), Клод В. КАРВАНАК (вместо Боба Рифи), Джерими С. ХОДАПП (вместо Филипа Эйджи).
Его беспокоили также и другие аспекты службы. Еще в Вашингтоне в программу обучения была включена проверка благонадежности лиц, списки которых представляла компания «Стандард ойл». Это делалось для того, чтобы удостовериться, что на ее предприятиях за границей нет людей с левыми взглядами или подрывных элементов. Списки из Каракаса приходили каждую неделю. «Креол нетроллум» (дочерняя компания рокфеллеровской нефтяной империи) содержала там в своем штате офицера безопасности — бывшего агента ФБР, поддерживавшею тесные связи с ЦРУ.
Тогда проверка лояльности была всего лишь частью учебной программы. Теперь же, когда Эйджи приступил к оперативной работе, такие неофициальные проверки приходилось делать регулярно для местных филиалов американских корпораций. Каждую неделю 7–8 американских бизнесменов встречались в Монтевидео со своим послом и начальником «станции» ЦРУ. В число бизнесменов входили, в частности, глава местного филиала «Дженерал электрик» и представитель компании «Лоун стар симент». (Представитель компании «Интернэшнл харвестер» не был членом этого «клуба», так как имел репутацию болтуна.) Проверка лояльности проводилась на основе досье, составленных местной «станцией» ЦРУ.
Узнав, в каких целях используется передаваемая им информация, Эйджи не нашел ничего лучшего, как не наэывать больше полиции никаких имен. А может, заявить протест по поводу пыток? Нет, это ничего не даст, Эйджи был уверен, что никто его и слушать не станет. К протестам могут прислушаться лишь в том случае, если они будут исходить либо от начальника «станции» ЦРУ, либо от американского посла. Снисходительный смешок Хортона красноречиво говорил, что от него такого протеста ждать не приходится. Что же касается посла, то в тиши своего служебного кабинета тот вряд ли слышал крики тех, кого пытают.
Незадолго до прибытия Митрионе в Уругвай репутация Кантрелла в американской миссии пошатнулась. Скандал, связанный с кубинцем Мануэлем, он еще как-то перешил, но теперь стали циркулировать слухи о том, что все его неприятности были в конечном счете связаны с денежными махинациями. На разведработу в Монтевидео выделялись большие суммы. Значительная их часть шла на взятки осведомителям, которые могли дать информацию о деятельности Компартии Уругвая. Поскольку контроль и ревизию в данном случае производить было трудно, любые статьи расходов могли вызвать подозрение. Кто знает, может, Отеро присваивал себе больше денег, чем было положено? А сам Кантрелл? Был ли он просто небрежен в своих отчетах?
ЦРУ, как правило, отказывалось выделять своих кадровых сотрудников для работы в качестве старших полицейских советников: это было сопряжено с чрезмерным объемом канцелярской работы и необходимостью слишком часто присутствовать на всякого рода церемониях. Вот почему в Уругвае складывалась довольно напряженная ситуация: Кантрелла отзывали, а иметь в качестве старшего советника такого легкомысленного человека, как Саенс, было просто бессмысленно.
Прибывший вместо него Митрионе не был штатным сотрудником ЦРУ. Но уже с первых дней его пребывания в Уругвае местным коллегам стало ясно, что теперь придется распрощаться с прежней легкой
