– Ужасный человек, должна вам заметить! Мы с ним ни в чем не соглашались. Правду сказать, я, по- моему, и трех дней здесь не пробыла, когда выгнала его вон.
Ада повернулась, обращаясь к Ганни, сухопарой негритянке, которая как раз вошла в столовую, чтобы убрать с буфета пустые подносы. Служанка была тощей как спичка, с прилизанными черными волосами. Ее поношенное платье, бывшее когда-то темно-синим, несло на себе следы постоянного тяжелого труда.
– Три дня, да, Ганни? Или он пробыл здесь немного дольше? – спросила Ада.
– Только три дня. – Держа в руках поднос с тарелками, служанка, горделиво вскинув голову, покинула столовую, не обращая внимания ни на кого, кроме тетушки Ады.
– Так я и думала. Его звали, кажется, Филпот, и он был ужасным надсмотрщиком. Очень нетерпимым, Кордеро. Уверена, ты пришел бы в ярость от его способа ведения хозяйства.
– А что произошло после того, как он уехал?
– Ничего, дорогой!
Корд откашлялся и выпрямился на стуле:
– Вы наняли кого-то другого, чтобы заменить его?
– Нет…
– Но, если нет управляющего, который присматривал бы за рабами, кто же тогда следит за плантацией?
Ада снова замигала синими глазами. Брови ее слегка нахмурились. Она затрясла головой с такой силой, что закачался ее второй подбородок.
– Некоторые из рабов сбежали. Это было так давно, что уже невозможно вспомнить, сколько. Но таких было немного. Думаю, правильно будет сказать, что я занимаюсь плантацией, но Бобо мне помогает.
– Бобо?
– Да. Он показался мне самым толковым. Пришел сам и просил ни о чем не беспокоиться. Сказал, что поможет мне сделать так, что все будет хорошо. У меня ни разу не было повода усомниться в нем.
– А как же остальные? – Корд сложил руки на груди и глубоко вздохнул.
– Они по-прежнему живут в деревне внизу, рядом с заводом.
Селин смотрела и слушала, как Корд расспрашивает тетушку, понимая, что он с трудом сдерживает гнев. Похоже, эта невинная как младенец, немного рассеянная женщина небрежным движением руки разрушила некогда процветающую сахарную плантацию.
– На что же вы живете, тетушка?
– О! Я получаю свою, очень небольшую долю от наследства Данстан-плейс. Даже не думай, что я трогала деньги, получаемые с сахарных плантаций, дорогой мой. Этим по-прежнему занимается поверенный твоего отца. Но его сейчас нет. Он, кажется, уехал в Англию. Семья его жены…
– Вы все еще выращиваете сахарный тростник? – Корд перебил тетушку весьма резко, но это был единственный способ снова привлечь ее внимание.
Ада нахмурилась:
– А почему нет? Конечно, вы выращиваем сахарный тростник. Данстан-плейс ведь сахарная плантация, не так ли?
– Но в Бэйтауне мы слышали…
– Чушь! – Ада махнула рукой, словно отметая все домыслы. – Что они об этом знают? Я не имею ничего общего ни с одним из жителей города.
– Не хотите ли вы сказать, что в одиночку управляете плантацией и по-прежнему производите здесь сахар?
Корд не мог больше скрывать свое нетерпение. Вскочив из-за стола, он подошел к распахнутому окну и принялся пристально всматриваться в морскую даль. Селин уже достаточно хорошо его узнала, чтобы понять: он вот-вот взорвется.
Поймав на себе молящий взгляд Ады, Селин поняла, что должна прийти на помощь старушке.
– Я уверена, что твоя тетя поступала так, как считала необходимым и наилучшим…
Корд повернулся к Селин:
– Моя тетя уволила управляющего. И на протяжении всех этих лет не удосужилась нанять другого. Или ты думаешь, я поверю, что она приехала из Англии – этакая дамочка средних лет, – умея управлять сахарной плантацией?! Скажи честно, ты сама можешь в это поверить? Ты же собственными глазами видела, в каком состоянии дом и земли вокруг.
– Конечно. Правда, я так никогда и не вышла замуж, – тихо, словно извиняясь, проговорила Ада, комкая в руках носовой платок.
Селин поднялась и, обойдя вокруг стола, встала за стулом тетушки Ады.
– А ты не считаешь, что женщина способна управлять плантацией точно так же, как мужчина?
– А ты? – прервал он.
Селин скрестила на груди руки и гордо вскинула подбородок:
– Лично я считаю.
Ада сделала робкую попытку обратиться к Корду:
