Олдос открыл входную дверь, и Кейт увидела стоящего снаружи лакея в ливрее. Она подумала, что это лакей принца, но затем поняла, что ошиблась — цвет ливреи был несколько иной. Поток холодного воздуха устремился в дом, приподняв платье Кейт. Лакей дотронулся до края шляпы.
— Да? — холодно спросил Олдос.
— Послание, сэр, для мисс Кэтрин Бержерон от герцога Дарлингтона. — Лакей что-то передал дворецкому.
Олдос, который питал стойкую нелюбовь к аристократам, захлопнул дверь прямо перед носом лакея.
— Пакет, — сказал он Кейт. — Небольшой.
Она не знала, что может прислать ей Дарлингтон, да и, честно говоря, ей это было не интересно. Он был неприятным, низким, недобрым.
— Нет, благодарю.
Олдос открыл дверь.
— Она не хочет.
— Не хочет? — в смятении спросил лакей, глядя на пакет. — Но я должен его доставить.
— Она не хочет. Заберите его обратно.
— Забрать обратно? — повторил бедняга, не в силах понять, что происходит.
— Ну ладно, ладно, — сказала Кейт и, быстро подойдя к двери, взяла пакет из рук лакея.
— Спасибо, мэм, — с явным облегчением выдохнул посыльный.
Кейт не ответила. Для этого не представилось возможности, поскольку Олдос снова захлопнул дверь. Кейт покосилась на него с неодобрением, на что Олдос ответил:
— Он же лакей.
Герцог прислал небольшую, перевязанную коробочку, к которой была прикреплена записка с печатью. Кейт вернулась в гостиную, за ней последовал Олдос, и пока он передавал Дигби бифштекс и заставлял приложить его к глазу, против чего Дигби энергично возражал, Кейт вскрыла записку.
Она прочитала ее. Дигби научил Кейт читать, хотя она находила это достаточно трудным. Прочитав послание до конца, она подумала, что в нем отразился весь Дарлингтон — немногословный и холодный. Затем она открыла коробочку и извлекла жемчужное ожерелье. Оно было изящно-утонченным и необъяснимо интимным для подарка от мужчины, который не был ее любовником.
Кейт получала подобные подарки и раньше, и они обычно означали одно и то же — желание уложить ее в постель. Разве не этого в конечном итоге хотели все эти расфранченные господа с бездонными кошельками?
— Слишком соленые, любовь моя, — сказал Дигби.
— Прошу прощения? — подняла голову Кейт. Дигби облизал пальцы.
— Пирожные слишком соленые.
— Точно, я немного переборщила с солью, — согласилась Кейт и протянула ожерелье и коробочку Олдосу. — Отправь это обратно.
— Что там? — спросил Дигби, взглянув на коробочку.
— Ожерелье.
Олдос открыл коробочку и извлек ожерелье, демонстрируя его Дигби.
— Не надо возвращать его, — сказал Олдос. — Продайте, оно принесет немало денег.
— Олдос прав, — согласился Дигби, критическим взглядом оценивая ожерелье.
Однако Кейт покачала головой:
— Эта цена слишком высока для меня. Отправь его назад, Олдос. Пожалуйста.
Олдос вздохнул. Дигби огорченно поджал губы. Кейт упрямо схватила фартук и надела его.
— Так ты говоришь, пирожные слишком соленые?
Глава 8
Мать и отец Грейсона за годы совместной жизни произвели на свет четырех мальчиков и трех девочек. Все, кроме Рудольфа, в двенадцатилетнем возрасте умершего от горячки, дожили до зрелых лет.
Отец Грейсона, который ушел из жизни около шести лет назад, был веселым и жизнерадостным. Мать же никогда не упускала случая напомнить Грейсону, что возможность создать большую, счастливую семью становится для сына-холостяка все призрачнее.
В тридцатилетнем возрасте Грейсон стал главой весьма многочисленного семейного клана. Слишком многочисленного. Бывали моменты, когда Грейсон едва не задыхался от такой ответственности. Его репутация была опорой их репутации. Его деловые операции влияли на их образ жизни. Эта ответственность была огромной и трудно управляемой, а временами она просто приводила его в отчаяние.
Однако Грейсон обожал свою обширную семью. Буквально каждый день, в особенности, в преддверии сезона, представители клана Кристоферов оказывались в просторном Дарлингтон-Хаусе на Чарлз-стрит, где жил Грейсон. В этот дождливый день с визитом приехали его сестры Пруденс и Мэри, известные также как леди Бомон и Уоллес, а кроме того, брат Грейсона Меррик, лорд Кристофер и мать Грейсона, вдовствующая герцогиня. Пруденс и Мэри жили в домах мужей. Герцогиня на время сезона перебиралась в город, предпочитая быть поближе к внукам.
У Меррика не было своего дома в Лондоне. Конечно, Дарлингтон-Хаус мог вместить всех, но Меррик предпочитал снимать личные апартаменты в клубе близ Гайд-парка, чтобы не находиться под пристальным оком своего брата.
Холодные дожди и свинцово-серое небо загнало обитателей Мейфэра в гостиные, и братья и сестры Грейсона испытывали беспокойство. В особенности Меррик. Он ходил от окна к окну, вглядываясь сквозь потоки дождя в парк за домом.
В этот бесконечно долгий день здесь находился еще один визитер — Диана. Она была близкой подругой Пруденс, именно благодаря сестре Грейсон и познакомился с ней. Его привлекла эта смуглая красавица. Она поняла это и стала поощрять его к действиям. Диана восполняла в Грейсоне эмоциональную и физическую потребность, ибо он испытывал затруднения в общении с прекрасным полом. Если бы он проявил к какой-нибудь незамужней женщине малейший интерес, то тотчас же поползли бы слухи, что он намерен сделать ей предложение. Существовали куртизанки, с которыми Грейсон мог общаться, но мать и сестры возражали против этого настолько энергично, что он ни за что не осмелился бы пойти против. Диана, как показала жизнь, была для него наилучшим решением.
Диана и Грейсон вели себя чрезвычайно осторожно, чтобы никому не дать повода заподозрить их в связи; Диана научилась на вечерах и раутах держаться на безопасном расстоянии от него.
Но сегодня она надела жемчужное ожерелье, которое он прислал ей в качестве извинения зато, что не явился на назначенное свидание.
Два юных сына Пруденс — мастер Фредерик и его младший братишка Радклифф, шести и пяти лет, энергично орудовали маленькими деревянными шпагами.
Когда Радклифф принялся ковырять ковер, Мэри раздраженно спросила:
— Этот дождь когда-нибудь закончится? — В девятнадцать лет она мало чем отличалась от ребенка, хотя и была замужем за Уоллесом, однако муж был всего лишь на год старше ее. Она полулежала в кресле, положив руку на живот и глядя в окно. — Дождь льет без перерыва! Улицы такие грязные, что по ним нельзя пройти.
— Такое уж время года, Мэри, — сказал Меррик. — Слава Богу, что не снег.
— А что, пойдет снег? — с надеждой спросил дядю Меррика Фредерик, но тот его не услышал. Мальчик посмотрел на Грейсона, тот подмигнул и шепотом ответил:
— Возможно.
— Какая разница? — отозвалась Мэри. — Все равно холодно, мокро и мрачно. А лорд Уоллес очень строг в отношении тепла. Я говорила тебе, Грейсон? Он считает, что слишком дорого отапливать все камины, и заставляет меня страдать от зверского холода. Ты должен поговорить с ним.
