— Почему ты так уверена?
— У меня всегда было предчувствие насчет Мака. Когда весь Кервиллский округ смеялся над ним, я его защищала. Не знаю почему. Странно, да? Мы с ним были едва знакомы, но я в него верила.
— Да, странно.
— К тому же я прямо сейчас отвезу отчет моему экстрасенсу и попрошу у нее совета.
Морин всплеснула руками.
— Забудь об этом!
— Что?
— Забудь, я сказала, Я не позволю, чтобы твоя гадалка решала мою судьбу.
— О Господи! Ты опять за свое?
Морин обняла Шарлин за плечи и заявила твердо, но искренне:
— Сделаем так. Я отдам тебе отчет, если ты пообещаешь показать его настоящим экспертам — бухгалтерам, юристам, — словом, людям, которым можно доверять. Я хочу, чтобы ты приняла это решение, руководствуясь разумом. Ты хороший предприниматель, Шарлин. А была бы еще лучше, если бы действительно верила в себя.
Шарлин задумалась над этим предложением. Она не понимала, почему Морин так упирается. Все знают, что в бизнесе особенно важно прислушиваться к своему сердцу. Она много лет носила деловые бумаги так называемым экспертам, а они возвращали их ей, сопроводив самыми разноречивыми рекомендациями. В результате она оставалась на том же перепутье и должна была сама решать, как ей поступить.
Когда-нибудь Морин усвоит этот урок, а пока — что ж, придется согласиться с подругой.
— Хорошо, я покажу этот отчет моим бухгалтерам, юристам и даже банкиру. Кому еще?
— Больше никому. Главное, не носи его к гадалке.
— Обещаю. Но я могу заранее сказать, какой будет ответ.
— И какой же?
— Все они скажут, чтобы я этого не делала. Но я все равно сделаю, потому что верю: здесь есть золото.
Морин была обескуражена простотой, с какой Шарлин относилась к жизни. В отличие от нее она не ведала ни сомнений, ни внутренней борьбы. Морин же даже сейчас, убедившись в своей любви к Брендону, не могла избавиться от страха, сидевшего где-то глубоко внутри.
Шарлин, напротив, не испытывала проблем с мужчинами. Она наслаждалась обществом своих ухажеров и почти с благоговением говорила о покойном Чарльзе. Шарлин охотно давала Морин советы в отношении Брендона, а сама была одинока… и похоже, ни в ком не нуждалась.
— Шарлин, можно задать тебе один личный вопрос?
— Валяй.
— Вот ты всегда говорила, что мы с Брендоном созданы друг для друга. И сейчас мне кажется, что ты права. Но разве тебе самой не хочется иметь близкого друга?
— У нас с Чарльзом были особенные отношения. Вряд ли кто-нибудь сможет занять его место. И лотом…
— Что?
— Не знаю, стоит ли это говорить… — Шарлин посмотрела на Морин и увидела в ее глазах искреннее участие. Она решила открыть ей свою сокровенную тайну. — Видишь ли, я вовсе не одинока. Каждую ночь я разговариваю с Чарльзом.
Морин не доняла.
— Это что-то вроде молитвы?
— Нет. Я говорю с ним, а он говорит со мной, Я вижу его и осязаю.
Морин невольно отпрянула.
— Он мертв, Шарлин. Это невозможно! Я слышала про привидения, телепатию, беседу с душами умерших. Но если человек умер, его уже нельзя осязать.
— А я осязаю. Мы с ним даже занимаемся любовью.
— Ты уверена, Шарлин? А может, это тебе просто кажется? Может, это плод твоего воображения?
Шарлин скрестила руки на груди.
— Я знала, что тебе не надо этого рассказывать. Где тебе понять то, что происходит у нас с Чарльзом, если ты не понимаешь даже собственное сердце?
Морин почувствовала жалость к подруге. Оказывается, Шарлин еще более одинока, чем она предполагала. Она выдумывает некий фантастический мир и прячется там от мира реального. Это похоже на помешательство.
— А мне кажется, ты должна была рассказать мне об этом Шарлин. Может быть, так хотел Чарльз.
— Сомневаюсь, — процедила Шарлин сквозь зубы, жалея, что доверилась Морин.
— Знаешь, я вполне допускаю, что он с тобой разговаривает. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными вещами.
— В самом деле?
— Однажды я готовила газетный материал на эту тему.
Мне надо было сфотографировать полтергейст и привидения. Но когда я стала проявлять пленку, началось какое-то безумие. Пленка застряла в проявочном аппарате, на нескольких кадрах вообще ничего не оказалось, на других отсутствовала мебель, которая на самом деле стояла в той комнате.
Когда я там была, я чувствовала, что рядом что-то есть… Не видела, а именно чувствовала.
— Вот-вот, это именно то, о чем я говорю! — взволнованно воскликнула Шарлин.
— Но Шарлин, — голос Морин был полон сочувствия, — ты не можешь его осязать. Ты можешь только чувствовать.
Когда будешь разговаривать с ним сегодня ночью, спроси его об этом.
В глазах Шарлин стояли слезы.
— Вряд ли мне захочется узнать правду.
— Вот видишь? В глубине души ты знаешь ответ.
Шарлин задрожала. Ей не хотелось даже думать о том, как она будет жить без Чарльза. Вдруг сделаться одинокой вдовой? Нет, едва ли у нее достанет мужества последовать совету Морин.
— Я не могу.
— Может быть, тебе и не надо этого делать — пока. Просто подумай о том, что я тебе сказала. Можешь?
— Да, это могу. Но не больше.
Морин обняла подругу.
— Ты говорила мне, что в жизни ничего не бывает просто так. Может быть, я пришла в твою жизнь, чтобы помочь тебе? Ведь ты тоже мне помогаешь. С тех пор как я с тобой познакомилась, Шарлин, я стала по-другому смотреть на многие вещи. Я очень тебе благодарна.
— И в знак благодарности просишь меня добровольно пойти на страдания?
— Кто знает? Может быть, тебе не придется страдать.
Может быть, ты обретешь нечто лучшее.
— Я об этом не думала.
— А ты подумай. Попробуй. Не надо торопиться. Я желаю тебе добра, Шарлин, и ты это знаешь.
— Да, знаю.
— Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим геологический отчет.
Ночью Морин беспокойно ворочалась в постели, терзаясь разными мыслями. Она вспоминала свой разговор с Шарлин и спрашивала себя, не обидела ли подругу. Брендон не звонил целый день. Интересно, почему? Он уехал в Сан-Антонио собирать голоса. После пожара он буквально разрывался на части. Ему хотелось остаться в Кервилле, чтобы защитить Морин, однако они оба понимали, что продолжение его политической кампании — лучшая защита для нее.
