— Да? — Он наморщил лоб, и в его глазах сверкнули веселые огоньки. — Вы так бездарно хотите использовать деньги? Увы, я не могу вам это позволить, поскольку сам в состоянии закончить ремонт. К тому же я обещал.
Он явно был настроен решительно, и Эмме ужасно захотелось поставить его на место. Она ухватилась за перила и встала.
— Послушайте, Форрест, нам лучше с самого начала выяснить…
Тут зазвонил телефон.
Давая взглядом ему понять, что разговор не закончен, Эмма спустилась пониже и потянулась к телефонному аппарату, стоявшему на столике рядом с лестницей.
Брент ухмыльнулся и принялся вытаскивать из стены гвозди, на которых висели картины.
Эмма поднесла трубку к уху и услышала далекий голос, прорывавшийся к ней через множество помех.
— Алло!
— Эмма? Это ты?
Она узнала голос Дэниела Кендола.
— Да, Дэниел, это я! Как ты? — крепче прижимая к уху трубку, обрадованно закричала Эмма.
— Что ты делаешь в Южной Каролине? Чтобы тебя найти, надо быть миллионером!
От напряжения у Эммы еще сильнее разболелась голова, но тем не менее она принялась рассказывать ему о смерти Мэгги. Он прервал ее.
— Знаю. Твоя мама сообщила мне, ведь это она дала мне твой телефон. Но похороны уже состоялись, правильно? Почему ты не в Вашингтоне?
Эмма с грустью отметила, что он не сказал ей ни одного слова сочувствия по поводу смерти Мэгги, но решила не обижаться. Наверное, он очень расстроился, что она так внезапно исчезла, а когда он расстраивался, то всегда становился нетерпеливым.
— Пока не могу. Надо еще кое-что сделать.
Брент недовольно посмотрел на нее, оторвавшись от банки с краской, которую собирался открывать, и Эмма с трудом отвела взгляд от натянувшейся на его мощных мускулах рубашки. Она поймала себя на том, что рассеянно слушает Дэниела и не понимает, о чем он говорит.
— Ты еще долго там пробудешь? Смотри, потеряешь место! Я использовал все свои связи, чтобы получить его для тебя, но не в моих силах повлиять, чтобы его держали слишком долго.
Его связи? Стараясь сообразить что к чему, она посмотрела на трубку. Он ведь только вскользь упомянул о том, что один из его знакомых ищет помощника, а дальше она сама взялась за дело и добилась этого места.
Эмма недовольно наморщила нос. Не слишком ли много он берет на себя, с досадой подумала она. Однако сейчас не время вступать в споры, тем более в присутствии Брента Форреста.
С трудом подавив недовольство, она посмотрела в его сторону, но он, казалось, ничего не замечал, занимаясь банкой, однако его видимое безразличие не обмануло ее. Он, несомненно, слышал каждое слово. Надо быть осторожнее. И Эмма повернулась к нему спиной.
— Дэниел, я, видимо, откажусь от работы.
— Что? — переспросил он не своим голосом. — Ты шутишь?
Тяжело вздохнув, Эмма принялась громко пересказывать условия завещания Мэгги, особенно напирая на те пункты, где говорилось о том, что она должна прожить в доме год, прежде чем получит право его продать.
— Ну, тогда, конечно, тебе лучше остаться, — поспешно согласился Дэниел. — В конце концов, это тоже шанс для… ну… для тебя. С такими деньгами не пропадешь.
Эмма перевела взгляд на Брента, который уже не притворялся, что весь поглощен работой, и внимательно прислушивался к ее словам. Интересно, что он думает? Наверное, ей лучше этого не знать.
— Ты прав, но деньги не…
— Еще не твои? — перебил ее Дэниел. — Это, конечно, плохо. Но, в сущности, если подумать, не так уж страшно. Год пролетит незаметно, а потом ты сможешь уехать куда захочешь.
У Эммы бешено заколотилось сердце. Она почувствовала неладное. Дэниел, как всегда, говорил спокойно и доверительно, но что-то в его голосе появилось такое, что насторожило ее. Тем не менее она не могла сейчас ничего ему объяснить. Не говорить же, в самом деле, о братьях и сестрах в присутствии постороннего.
— У меня еще есть время подумать, — неуверенно начала она и вдруг поймала себя на том, что вновь перебирает в уме все те положительные качества Дэниела, за которые она любила его, словно старалась убедить себя в этом. Он несомненно красив и честолюбив, к тому же они во многом схожи, например, в своей любви к живописи и музыке. Правда, он слишком большое значение придает деньгам, однако это вполне понятно, ведь его растила одна мать и в доме не было особого достатка. Все, чего он добился, он добился сам.
Эмма вспомнила, как три года назад, в Париже, познакомила его с Мэгги. Мэгги тогда только и сказала, что он весьма честолюбив. Эмма немного расстроилась, что бабушка ограничилась столь лаконичным замечанием, но потом подумала, что у Мэгги еще будет время узнать его получше и полюбить.
— Ладно, я отключаюсь, — сказал Дэниел. — Эти международные разговоры ужасно дорого стоят. Оставайся и как следует заботься о кошках. Не упускай такую возможность.
— Хорошо, дорогой, — проговорила она, не задумываясь о смысле сказанных ею слов, и посмотрела на Брента, который не сводил с нее любопытных глаз.
Она положила трубку и мысленно уже приготовилась отвечать на неизбежные вопросы, хотя вовсе не обязана была этого делать. Эмма нервно провела рукой по волосам и отвела взгляд.
— Это был важный разговор? — спросил Брент.
— Да. Дэниел Кендол… Он мой друг, — неуверенно проговорила она.
— Похоже, больше чем друг. Вы собираетесь за него замуж? Держу пари, он не меньше вас заинтересован в деньгах Мэгги. Я прав?
Эмма вспыхнула.
— Послушайте, Форрест! Вы не имеете права осуждать меня.
Она встала и с трудом начала подниматься по лестнице. Голова у нее закружилась и в глазах потемнело…
Эмма пришла в себя от едкого запаха нашатыря и закашлялась. Открыв глаза, она увидела Брента, склонившегося над ней и совавшего ей в нос флакон.
На какой-то момент Эмме даже пришло на ум, что он хочет воспользоваться ее беспомощностью. К счастью, она быстро взяла себя в руки, отогнав эти абсурдные мысли.
— Хватит, — прошептала она, отстраняясь и вытирая рукой выступившие от резкого запаха нашатыря слезы. — Уже прошло.
Брент отодвинулся, все еще держа флакон наготове и не отводя от Эммы раздраженного взгляда.
— Надо же так напугать человека! Почему женщины не носят с собой нюхательную соль, как сто лет назад? — спросил он машинально. — Мне пришлось бегать за этим пузырьком к себе.
Он помахал флаконом, отчего Эмма едва не закашлялась.
— Брент, — с трудом проговорила она, — уберите эту гадость, пока я не задохнулась.
— Вовремя сказано. — Он поспешно спрятал флакон.
У него был такой обеспокоенный вид, что Эмма не могла не улыбнуться.
— Откройте глаза пошире, мне надо видеть ваши зрачки.
— Ничего особенного. У меня просто лихорадка.
— Откройте!
Она знала, что спорить с ним бесполезно, он все равно настоит на своем, поэтому, ничего не говоря, подчинилась. Он склонился над ней с озабоченным видом.
Проверив зрачки, Брент коснулся рукой ее носа, и Эмма возмутилась.
