– Как жена Лота,[12] – обронил я.
– Ненавижу адвокатов, – прокомментировал мое высказывание Ричард, не отрываясь от телевизора. – Все они жадные, ненасытные мошенники.
– Наверное, так и есть, – согласился я. – Но ведь мы живем в капиталистической стране, правильно? Где мы окажемся без жадных, ненасытных мошенников?
– Поделитесь, как себя чувствует тот, кто наживается на людских несчастьях, – предложил Ричард, все еще не поворачивая головы. – Кто, как вор, делает деньги на любой жертве. У него не болит по ночам сердце?
– Кардиологи в наши дни творят чудеса, – ответил я. – А чем занимаетесь вы, Ричард?
– Ричард ищет работу, – сообщила миссис Эдер. – Хотите еще печенья, Виктор?
– Нет, мэм, мне достаточно. Спасибо.
– Ты уже спишь с моей сестрой? – спросил Ричард.
– Не понял?
– Заткнись, Ричард, – велела Моника.
– Я просто спрашиваю, – сказал Ричард. – Я имею право спросить?
– Что будете пить? – поинтересовалась миссис Эдер. – Чай?
– Чай – это прекрасно, – сказал я. – Благодарю вас.
– Моника, пойдем на кухню, ты мне поможешь. В духовке еще одна порция «Чексмикс». Горячее, оно особенно вкусно, не так ли, Виктор?
– Совершенно верно. На каком маргарине вы готовите?
– Боже упаси, я не пользуюсь маргарином. В моем «Чексмикс» только настоящее сливочное масло.
– Это чувствуется.
Женщины вышли на кухню, мужчины остались в гостиной с ревущими телеавтомобилями. Комментаторы что-то взволнованно лопотали, Ричард рыгнул, мистер Эдер встал с кресла и вышел из комнаты.
– Кто выигрывает? – спросил я, чтобы показать Ричарду свое дружеское расположение.
– Какой-то парень в шляпе, – сказал он. – А тебе не все равно?
– Все равно.
– Мне тоже. Я могу с тобой поговорить откровенно?
– Конечно.
– Мы оба знаем, что Моника не блещет умом. Мы также знаем, что ты с ней встречаешься не из-за ее литературных вкусов. Поэтому я думаю, что ты с ней спишь. А если нет, если не трахаешь ее постоянно, день и ночь, день и ночь, то какой смысл встречаться?
– Вы очень выразительно изъясняетесь, Ричард.
– Я просто говорю.
– Она ваша сестра.
– Да, верно, я помню, но ты только посмотри на нее. У кого еще есть такие ноги? Они растут от ушей. А сиськи просто идеальные.
– Откуда вы знаете?
– Иногда она загорает на заднем дворе и расстегивает лифчик. А я сижу в своей комнате и смотрю из окна.
– Ричард, вы говорите гадости.
– Послушай. В Интернете есть девочки в десять раз хуже Моники, которые делают состояния на том, что всего лишь раздвигают ноги и задирают рубашки перед фотокамерами. С ее формами она может заработать в два-три раза больше, чем сейчас. На кой ляд она прозябает в дурацкой юридической конторе?
– Она выполняет полезную работу.
– Может, ты поговоришь с ней за меня?
– О чем?
– У меня есть идея открыть веб-сайт. Назовем его «Моникаленд», точка, ком. Я уже зарезервировал имя домена. Я возьму на себя всю черновую работу: дизайн, обслуживание, электронную переписку. Буду даже отвечать на вопросы в чате «Моникаленд». Все, что от нее требуется, – позволить себя сфотографировать. Мы заработаем целое состояние.
– Не думаю, что готов говорить с ней на эту тему.
– Чудила, она сможет обеспечить себя на всю жизнь. Ты тоже получишь «откат», если убедишь ее.
– Если желаете быть сутенером, Ричард, вам нужно лучше одеваться.
– Да я просто забочусь о своей сестре. Хочу дать ей деньги на черный день. Так принято у нас в семье – мы заботимся друг о друге. Предупреждаю: если хочешь трахать мою сестру день и ночь, как делаешь сейчас, лучше согласись.
– А иначе?
– Я узнал тебя, как только ты вошел. Видел тебя по ящику. Ты тот парень, который представляет Чарли Калакоса с картиной.
– Ну и что?
– Договоримся вот как: ты поговоришь с Моникой о вебсайте, а я не скажу родителям, кто ты.
– С какой стати я должен беспокоиться о том, что вы скажете или не скажете? Что от этого зависит? Или я чего-то не понимаю, Ричард?
– Можешь мне поверить, многое зависит.
– Да?
Я встал перед телевизором. Ричард отклонился в сторону, пытаясь увидеть, что делается на экране. Поняв, что это безнадежно, он впервые посмотрел на меня и тут же отвел взгляд. У него были желтые глаза и дряблая белая кожа, похожая на передержанное тесто.
– Я жду объяснений, – оповестил я.
– Я смотрю гонки, – сообщил он.
– Ладно, не буду мешать.
Я обогнул журнальный столик и сел на диван так близко к Ричарду, что наши бедра соприкоснулись.
Ричард убрал ноги с журнального столика и отодвинулся. Я придвинулся. Он вылупился на гонки, я на него. Когда он увял под моим взглядом, словно слизень – от соли, я дважды стукнул его пальцем по голове. Он отпрянул.
– Какая здесь связь, Ричард?
– Забудь об этом.
– Нет, я хочу услышать ответ.
– Это не важно.
– Очень важно.
– Что ты здесь делаешь? Убирайся к черту! Оставь меня в покое, или я скажу Монике, что ты меня ударил.
– Неужели? – Я потянулся губами к его уху. – Вот тебе урок, парниша. Люди делятся на два типа – пользователи и инструменты. Ты хочешь быть пользователем, хочешь превратить свою сестру в проститутку, но тебе это не удастся. Ты всегда будешь лишь инструментом. А знаешь почему? Потому что пользователь должен уметь разбираться в людях, а ты с функциональной точки зрения невежда. Ты думаешь, что я пришел к вам, потому что неровно дышу к Монике, что я вытатуировал ее имя на своем похотливом сердечке, но ты ошибаешься. Она не та Эдер, чье имя наколото у меня на груди. Как тебе это нравится?
Он повернул ко мне одутловатое лицо, и я прочитал в желтых глазах испуг. Ричард сжался, и диван покачнулся.
В туалете зашумела вода. Ричард повернул к двери. В комнату вошли мистер Эдер и Моника с миссис Эдер.
