Леонид Григорьевич стал очередной жертвой собственной невнимательности. Несколько минут назад такую же ошибку совершила подслеповатая бабушка-вахтерша.
– Что же вас сюда привело? – повторил Горнаков.
Ответить я не успела, на столе зазвонил телефон. Начлаб поднял трубку:
– Да! Есть ли у нас чай? Да, чай есть. Какой? Секундочку, сейчас посмотрю…
Доктор наук отодвинул ящик стола и вытащил пачку.
– Чай индийский, высший сорт… Да, хороший… Да, пожалуйста, приходите. У нас и печенье есть, – он достал пакет с крекерами. – Нет, мы работаем без перерыва, до восемнадцати часов. Минуточку, паспорт с собой захватите, пропуск надо выписать. Как ваша фамилия?.. Нет, я с ума не сошел, просто у нас пропускная система… Нет, это не магазин, это лаборатория… Ничего я вам не морочу… Так нужен вам чай или нет? Приходите, чай хороший! Ну как знаете…
Мужчина осторожно положил трубку и развел руками:
– Сами не знают, чего хотят. А вы, кстати, чайку не желаете?
– С удовольствием, – откликнулась я.
Обычно совместное чаепитие настраивает собеседника на откровенность. Однако у меня уже зародилось подозрение, что Леонид Григорьевич – слишком добрый и наивный человек, чтобы быть в курсе раздоров, происходящих у него под носом.
Увы, мои опасения подтвердились. Начальник мог вспомнить о Вере только хорошее:
– Замечательная сотрудница, очень трудолюбивая и скромная. Светлая голова! К сожалению, по семейным обстоятельствам Вере пришлось оставить науку, но я надеюсь, что она еще вернется. Человеку необходима радость поисков и открытий!
– У Веры были здесь враги? Она ссорилась с кем-нибудь?
– Ну что вы! – Ученый даже рассмеялся от такого предположения. – У нас очень дружный коллектив. В лаборатории собрались на удивление талантливые и миролюбивые люди.
В этот момент его подчиненная выглянула из-за перегородки и так злобно сверкнула на нас глазами, что я поняла: к счастью, Горнаков ошибается.
– Если не возражаете, я бы хотела также переговорить с…
– Аллой Степановной? – услужливо подсказал собеседник. – Конечно, ведь это ваша работа. Аллочка, следователь из МУРа хочет задать тебе несколько вопросов.
Алла Степановна перестала греметь пробирками и показалась во всей своей красе. Это была полная дама лет пятидесяти, с короткими волосами, испорченными неудачной «химией». Недовольная гримаса, по всей видимости, уже стала обычным выражением на ее лице.
Мы уселись за стол в другом конце лаборатории.
– Вы Танькой Стремиловой интересуетесь? – прямо спросила Алла Степановна.
– Возможно, – осторожно сказала я, боясь спугнуть удачу.
– Надеюсь, вы упрячете эту сволочь в тюрьму лет на десять!
– Может, и на все пятнадцать, – заверила я ее, – зависит от обстоятельств.
– Эта гадина позанимала у всех в лаборатории денег. Наврала, будто получает большое наследство – дом, квартиру, машину, и ей надо заплатить налог нотариусу. Мол, как только продаст машину, вернет долг с процентами. Ну мы уши-то и развесили! Нет бы сразу сообразить: ну кто Стремиловой оставит наследство? Это ж голь перекатная! Приехала в столицу из города Волжский, коза драная, на работу к нам пришла устраиваться в кедах на босу ногу. Правда, лето было.
– Из Волжского, который город-спутник Волгограда?
– Понятия не имею, – отмахнулась Алла Степановна, – из какой-то дыры на Волге, я полагаю. И вот полгода назад она одолжила у всех коллег деньги. Причем действовала скрытно, с каждым разговаривала наедине. Мы потом подсчитали – почти девяносто тысяч рублей Танька цапнула! И сразу же Стремилова написала заявление об увольнении «по собственному». А наш-то начальник, лопух, хоть бы кому сказал! Подписал заявление, как последний болван, даже не заставил ее две недели отрабатывать. Впрочем, мы тоже хороши. Ведь ни один человек с нее долговую расписку не потребовал! Ну как же, мы ведь интеллигентные люди, к чему эти формальности! А очень даже к чему! Сейчас такое время, что сестре родной доверять нельзя, а тут какая-то профурсетка деревенская!
Я прервала ее эмоциональный монолог:
– Я так понимаю, что эта деревенская профурсетка оставила всю лабораторию с носом?
– Именно! Скрывается, на звонки не отвечает, по месту прописки мы ее застать не можем. Вот, не поверите, чуяло мое сердце! Знала я, что Стремилова змеюка подколодная, но не думала, что меня она обманет. Я ведь столько хорошего для нее сделала! Комнату ей сдавала, когда ей жить негде было, вещи свои, которые мне малы стали, давала поносить…
Тут Алла Степановна умоляюще скуксилась:
– Может, вы сходите к Стремиловой, надавите на нее, а? Вы ведь власть. Может, вам заявление от нас, потерпевших, требуется? Так мы напишем. Надо прижать мошенницу к ногтю! Давайте я прямо сейчас вам адрес Стремиловой дам? Записывайте: Ленинский проспект…
Я остановила ее:
– Я запишу ее адрес, но только позже. Сейчас меня интересует другое. Я здесь по поводу Веры Субботиной. Я уже спрашивала у вашего начальника, были ли у Веры враги в лабора…
Женщина не дала мне закончить фразу:
– Так я же говорю – Танька Стремилова, змеюка!
– Как, и здесь тоже?
– О, вы ее еще не знаете! Это такая!.. такая!.. – Алла Степановна раздула щеки: – У меня даже слов приличных для нее не осталось!
– Ну рассказывайте теми словами, какие остались.
Глава 27
Каждая женщина считает себя незаменимой и уверена, что легко могла бы заменить любую другую.
Таня Стремилова не только так считала – она действовала в соответствии с этим убеждением.
В Москву Стремилову привела жажда сладкой жизни. Каждый день она, прильнув к экрану телевизора, жадно впитывала новости из столицы. Репортажи про бомжа, замерзшего на улице, или прохожего, которого загрызла свора бездомных собак, она пропускала мимо ушей. В памяти откладывалось совсем другое. Например, открыли новый ночной клуб, где один коктейль стоит 100 баксов, и к клубу мгновенно образовалась очередь, потому что по столичным меркам это безумная дешевизна. Или вот еще: тележурналистка, захлебываясь от восторга, ведет репортаж из салона элитных иномарок: «Перед Восьмым марта машины расхватывают, как горячие пирожки! Мужчины делают подарок прекрасным дамам!» И прямо на глазах Стремиловой крашеная блондинка чуть симпатичней обезьяны садится в «Мерседес» последней серии и укатывает в сияющую даль.
Вот где настоящая жизнь! Вот где всегда праздник и деньги текут рекой! Хватит прозябать в провинции, где никто не может оценить ее по достоинству! В Москву! В Москву!
Как пробиться в столице? Особыми талантами Стремилова не обладала, зато наглости ей было не занимать.
Не секрет, что любой мужчина, будь он хоть трижды счастлив в браке, не откажется сходить налево, – конечно, при условии, что жена об измене никогда не узнает. Данная физиологическая особенность и должна была стать ловушкой для обеспеченного москвича.
Татьяна разработала план:
Этап 1: втереться в какую-нибудь семью и соблазнить мужа.
Этап 2: рассказать обо всем жене.
Этап 3: добиться, чтобы жена подала на развод и съехала с квартиры.
Этап 4: сходить с новоиспеченным холостяком в ЗАГС.
Справедливости ради надо сказать, что Стремилова была не лишена обаяния: грациозная брюнетка с тонкими чертами лица и большими выразительными глазами. Однако то, что эти глаза выражают преимущественно алчность, замечал не всякий мужчина.
Дальние родственники устроили Стремилову лаборанткой в институт. Она мыла пробирки за копеечную
