– Ты че раздакался тут, урод? Грабли свои еще к людям тянет, – возмутился Иван. – В репу, что ли, хочешь?
– Хррум-барррурум! А это что за торопыга такой? Куда спешишь, крестьянин? – удивилось существо и выхватило за шиворот Жомова из повозки, словно кролика за уши из норы. – Хуум. Хороший экземпляр. Видать, тебя в навозе замачивали, прежде чем в грунт высадить. Молодцы. Хррум. Да…
Ваня даже в такой ситуации своего достоинства не уронил. Несмотря на подвешенное состояние, он попытался двумя хуками достать до лица странного существа. Однако пришелец совершенно невозмутимо слегка вытянул руки, и удары Жомова пришлись в пустоту.
– Эй, чудик, поставь человека на место! – вмешался Рабинович. – Ты вообще кто такой?
– Хррум. Ишь какие торопыги! Скажи им, кто я такой, – удивился пришелец, но Жомова на землю все же опустил. – А может, вы лесорубы без лицензии и меня на корню загубите? Хм, да…
Иван, почувствовав под ногами твердую почву, тут же снова бросился в бой с неведомым существом. Может быть, Жомов и наломал бы дров, но Горыныч и Мурзик повисли у него на штанах и не дали ступить и шагу. Жомов попытался вырваться, но пожалел единственные приличные камуфлированные штаны и сдался.
– Че ты гонишь? – возмутился тем временем Сеня. – Какие мы лесорубы? Ты топоры где-нибудь видишь?
– Хм. Не вижу. И это правильно. Топоры дело нехорошее, а сушняка и так можно наломать, – сделал вывод пришелец. – Ладно, так и быть. Скажу вам, кто я. Только вы все равно не поверите! Название у меня длинное, и на ваш язык его одним словом не скажешь. А тут меня называют по-разному. Кто Мейджиком Джонсоном, кто Майком Тайсоном. Некоторые говорят, что я леший. Другие – будто домовой. А на самом деле я здешний древопас. За лесом присматриваю, чтобы не разбежался от людей. Друид, короче. Но сам себя я называю коротко и ясно: онт!
– Полчаса балаболил, а так и не представился, – вздохнул Рабинович. – Имя-то твое как?
– Хррум! Хуум-баррурум, – возмутилось чудище. – Имя вам скажи! Разве можно первому встречному имя называть? Долгоносик вас разбери! Так еще и до брудершафта докатимся. Хм. Да…
Такой поворот событий вызвал у всей компании еще большее недоумение. Менты и раньше знали, а аборигены выучили от них, что в брудершафте ничего плохого нет. Даже Горыныч эту истину успел освоить. Так что доверия пришелец стал вызывать еще меньше. Словно американский шпион, отказывающийся пить в России на халяву. Онт, видимо, почувствовал всеобщую настороженность, поэтому и поспешил исправиться.
– Хррум, – вздохнул он. – Имя у меня чуть покороче, чем название. Так и быть, скажу его вам, если обещаете не поминать всуе. Зовут меня ФАКИНГМАЗЕР-КРЕЙЗИ-БАСТАРД-АЙ-КИЛЛ-Ю-СТУППЕД– МЕН. По- вашему можно просто: Корявень. Хуум, да. А вы кто такие и что в моем лесу делаете?
Такой вопрос застал несколько врасплох всю честную компанию. Не потому, конечно, что его было трудно понять, а по причине неверного трактования частной собственности на землю, леса и недра.
Менты, как известно, таковой вообще не признают. И безобидный вопрос – «Что вы делаете в моих частных владениях?» – мгновенно приводит их в состояние неистовства. Владелец предыдущего леса – шериф ноттингемский – уже испытал на себе гнев российских ментов. Этого урода следовало бы проучить точно так же! Но Сеня боялся, что для усмирения онта и всех оставшихся в пистолете патронов не хватит. Поэтому предпочел ответить.
– Насчет леса ты, Корявень, не гони. Это еще проверить надо, твой он или нет, – пробурчал Рабинович. – А мы здесь дом одного человека ищем.
– Хррум, значит, заблудились, – покачал головой онт. – Люди в моем лесу не живут. Я их гоняю отсюда потихоньку. Чтобы под кустами не гадили и воспроизводством не занимались. За последние пару сотен лет одного только Мерлина в лес и пускал. И то потому, что он за дубовой рассадой иногда присматривал…
– Че ты про Мерлина знаешь? – насторожился Сеня, а вместе с ним и остальные. – Колись, черномазый!
– Хррум-баррррурум! Ты так больше не говори, да! – забасил Корявень. – В моем лесу никто не колется и ничего не колют. Тут с древесиной нежно обращаются. Хм, а про Мерлина что говорить? Приходит иногда, шаманит тут что-то, а потом опять исчезает, если я не успею его заставить рассаду прополоть. Хм. Да…
– Так Мерлин тут не живет? – разочарованно спросил Попов. – Где ж его нам теперь искать?
– Хррум! Какой же ты все-таки торопыга, – загудел онт, словно пустое дупло. – Кто же второй вопрос задает, когда на первый ответ не услышал? Хм. Одно слово: люди!.. Мерлин ваш живет везде. Где крышу над головой нашел, там и живет. Его ничто не берет. Ни засуха, ни морозы. А где искать его, я не знаю. Давно уже никуда не хожу. Последний раз лет сто восемьдесят назад в гости к соседу пошел. И то на римский легион нарвался. Чуть всю шкуру не попортили своими стрелами да мечами. Пришлось перебить всех, хотя и жалко было. А до соседа так и не дошел! Теперь вот и не знаю, как у него дела…
– Ты нас баснями не корми, – фыркнул Рабинович. – У Мерлина тут квартира должна быть. Покажи нам ее!
– Хррум! Так вы дом Мерлина ищете? – удивился Корявень. – Хуум-буррурум-трямс-буум-хрясть! Кто-то что-то когда-то мне про это говорил. Вот только я забыл, кто именно. Хм, да!
– Эй, чурка! – заорал Жомов, еще не забывший беспардонного обращения со своим могуществом. – Хватит пургу гнать. Вспоминай быстрей, пока я допрос с пристрастием не начал…
– Хм, хррум. Экий торопыга, – пробасил онт и закатил глаза. – Подожди, сейчас вспомню. Хм. Да-а-а-а- а…
Корявень застыл посреди поляны, старательно напрягая мозговые извилины, если, конечно, таковые у него были (извилин-то на нем много, но неизвестно, есть ли мозг!). Жомов с Рабиновичем попытались поторопить онта, но ничего из этого не вышло. Корявень отключился и внимание на окружающий мир совсем перестал обращать.
– Теперь я понимаю, как Мерлин от прополки косил, – махнув рукой на попытки растормошить онта, проговорил Сеня. – Он этому придурку вопрос посложнее задавал, а затем спокойно сваливал куда нужно.
– Давайте поедим, что ли? Пока этот пенек думает, – предложил Попов и пошел к костру, старательно обходя чудище стороной. – А то у меня в желудке от таких переживаний уже бурчит!
– Кому тошно, а попу в мошно, – прокомментировал Сеня. – Пузо с полушку, а сожрет и телушку!
Попов на это обиделся, но аппетита не потерял. Пока остальные настороженно наблюдали за Корявнем (Ровена, между прочим, даже кусочек от него отколупнуть пыталась. Хорошо, Сеня ее оттащил), Андрюша преспокойно дожевал остатки своего полузажаренного завтрака, при этом прихватив кое-что из общих запасов. Так, по забывчивости!
Дождь тем временем почти перестал. Только мелкие и редкие капли, словно волосенки Попова после стрижки, еще сыпались с небес, нарушая кислотно-щелочной баланс девственного леса. Корявень, застывший посреди поляны почти в позе роденовского мыслителя, шевелиться, похоже, не собирался.
Вся компания утратила к нему интерес, отчаявшись раньше начала вечера дождаться окончания мыслительного процесса онта. Каждый в меру своих способностей попытался убить время ожидания и заняться хоть чем-нибудь. Мурзик сбежал куда-то в лес по своим собачьим делам, Ровена и Рабинович под руководством Аллана занялись изучением основ стрельбы из лука. Каута, покосившись на онта, достал топор и принялся телегу «починять».
Больше всех в избавлении от скуки преуспел Попов. Он продолжил поглощение запасов пищи и с каждой секундой добивался все более и более поразительных результатов. Продукты исчезали с такой катастрофической быстротой, что Горыныч не выдержал и присоединился к новоявленному Робин-Бобин Барабеку. Сорок человек им скушать не удалось, как, впрочем, и кривого мясника. Но с коровой и быком они в итоге справились!
Жомов времени не терял и, достав из ножен свой огромный двуручный меч, начал с остервенением его натачивать. При этом Ваня бросал такие откровенные взгляды в сторону Корявня, что если бы последний чувствительностью хоть сколь-нибудь отличался от пенька, который изображал, то от таких взоров попросту испепелился бы. Один Грифлет ничего не делал. Рыцарь просто сидел перед костром и пялился на огонь, стараясь прочесть невесть что в языках пламени.
