причинам эти знакомые увлеклись буддизмом мне неведомо, однако это произошло. Вот эти новообращенные приятели и были моими учителями. Благодаря методике обучения этот повод оказался самым продуктивным из четырех — меня не заставляли читать умные книжки и преподавали учение о Дхарме простыми и ясными словами. Догадываюсь, что если бы с нами был сам Будда, он бы услышал много нового о своем учении.
2. Учебный план Университета, включавший историю религии. Поговаривали, что наш преподаватель и сам буддист, поэтому его усердие было искренним. Возможно, если бы он старался передать суть учения, то был бы более успешным в своей миссионерской деятельности. Вместо этого он заставил нас выучить с сотню санскритских терминов, имен и дат. Единственное, что я от всего этого получил, был зачет по предмету.
3. Интимно-личные причины. У меня была подружка, которая в качестве предварительных ласк признавала только беседы о духовном, тяготея при этом к буддизму. К ласкам завершающим я допускался лишь после предварительных, поэтому волей-неволей вынужден был научиться поддерживать беседу на заданную тему. В этом мне очень помогла замечательная книга «Буддизм» из серии «Религии мира для детей».
4. Желание понять устройство мира. Такое желание время от времени посещает всех молодых людей, и я не исключение. Томимый жаждой познания, я приобрел килограмм тридцать буддистской литературы. Прочитал из них максимум граммов пятьсот. Эти полкило мудрости приходились в основном на современные произведения авторов европейского и американского происхождения. Возможно, у них были тибетские, индийские или японские учителя. Как-то один мой приятель, учитель из первого пункта, просмотрев эту литературу, назвал ее «экскрементами пожирателей экскрементов». А сам-то он кто, интересно?
Похоже, что УЗГ был озадачен систематизацией моих духовных практик. Во всяком случае, мой короткий рассказ заставил его глубоко задуматься. Он прикрыл глаза и замолчал на несколько минут. Я догадался, что он медитирует, и на цыпочках, чтобы его не потревожить, вышел на двор монастыря, чтобы покурить. Вскоре после моего возвращения УЗГ открыл глаза, и мы приступили к занятиям.
В первую очередь, Учитель сказал, что не видит сейчас возможности преподать мне Четыре Благородные Истины. Дело в том, что Первая Благородная Истина, Дукха, состоит в том, что мир полон страданий, и жизнь состоит из них же. Убедить в этом такого жизнерадостного обормота, как я, он пока не в силах (я не помню, какое именно английское слово он использовал, чтобы передать слово «обормот», но убежден, что понял его правильно). Поскольку три оставшихся Благородных Истины посвящены причинам и путям искоренения страданий, обсуждать их пока также не имеет смысла. Вместо этого УЗГ предложил мне рассказать об истинном устройстве мира. Я никогда не упускаю возможности пополнить свою коллекцию картин истинного устройства мира еще одним полотном, поэтому с удовольствием согласился.
Оказалось, что весь мир состоит из нитей Дхармы. Небо с облаками, солоноватый тибетский чай, который мы пьем, мы сами, пьющие этот чай, и всё остальное без исключения — это переплетение таких нитей. Всё, кроме нитей Дхармы, иллюзорно. Иллюзорны вожделения и страдания человека, иллюзорна сама человеческая личность, иллюзорны даже пространство и время. Если посмотреть поглубже, то и сама Дхарма есть кажущееся и иллюзорное, причем кажется она самой себе.
— Понятно? — поинтересовался УЗГ.
Траутман никогда не лжет без особой необходимости. Но выглядеть полным тупицей мне не хотелось, поэтому я постарался ответить обтекаемо:
— Ну, так… В общих чертах. Не до конца, пожалуй.
Уж не знаю, каким гениям он преподавал до меня, если кто-то из них усвоил хоть что-нибудь. Может быть, этого никто не понимает, включая самого УЗГ? Просто достаточно эти высокие слова запомнить и повторять другим. Не слишком обременительный способ завоевать всеобщее уважение.
Похоже, УЗГ не увидел следов понимания на моем лице, поэтому предложил упрощенную схему устройства мира. В этой схеме он заменил нити Дхармы цветными кристаллами. Где-то, не будем уточнять, где именно, имеется громадная гора этих кристаллов. А тот мир, что мы наблюдаем, это огромный проекционный экран. Кристаллы посылают цветные лучи на этот экран, и на экране появляется изображение, скажем, облака.
— Скажи мне, такое облако иллюзорно? — задал вопрос УЗГ.
— Это как посмотреть, — осторожно ответил я.
— Совершенно верно, отличный ответ! — обрадовался УЗГ. — Такое облако существует только когда на него смотришь ты или кто-то еще, знающий, что такое облако. А когда на него никто не смотрит, это просто набор цветных точек на экране. Допустим, на экране изображены два облака, — продолжил он, — и в какой-то момент одно из облаков исчезает. Скажи, что в этом случае увидит второе облако?
— А как одно облако может видеть или не видеть другое? — удивился я, — они же ведь всего лишь проекции.
Лицо учителя выразило бесконечное терпение, и он продолжил объяснение:
— Это не обычные оптические проекции, эти проекции могут ощущать другие проекции и взаимодействовать с ними. Взаимодействие между проекциями происходит по правилам, которые мы воспринимаем, как законы природы. А если одно облако исчезнет не по причине такого взаимодействия, второе облако воспримет это, как чудо. Точно так же, если лучи кристаллов вдруг образуют какой-то новый образ, это будет чудом для всех проекций, которые это наблюдают. Добавлю, что один кристалл может посылать на наш экран не один луч, а множество. А возможно, его лучи не пересекаются с нашим экраном.
Я ощутил, что окончательно запутался. Проекции, которые видят друг друга и могут взаимодействовать, я себе никак не мог вообразить. Но сдаваться было рано, и я спросил:
— А мы с вами тоже являемся проекциями?
Кажется, я попал в точку. УЗГ утвердительно кивнул и подтвердил:
— Да, именно так. Причем, хотя проекции могут взаимодействовать друг с другом, кристаллов они не видят. Я бы сказал, что учение Будды помогает увидеть кристаллы.
— А кристаллы сами светятся или они отражают и преломляют какой-то внешний свет?
— Они преломляют мировой свет, причем свет — это единственное, что существует в этом мире. Свет это и есть кристаллы.
Час от часу не легче, с грустью подумал я. Неужели он сам понимает, что рассказывает?
Я решил повернуть беседу в более понятную мне сторону технических подробностей:
— А экран, он плоский или трёхмерный?
— Экран — это весь ощущаемый нами мир. Наш экран не единственный, существуют и другие. В то же время, можно сказать, что ни одного экрана не существует, их роль выполняет чувственный мир.
Не могу сказать, что последнее высказывание УЗГ прибавило мне понимания. Но и не убавило — куда там убавлять. И я снова постарался перевести беседу в более понятную плоскость:
— Вы говорили, что бывают чудеса, не обусловленные взаимодействием проекций. А пример не могли бы привести?
— Зарождение жизни — пример таких чудес. Но человек эти чудеса наблюдает каждый день и ему кажется, что это естественный ход вещей. Мужчина любит женщину, и она становится матерью. Нам кажется, что мы понимаем причину появления новой жизни так же, как понимаем, почему нагретый лед плавится. На самом деле зачатие — только видимая причина, и чудо зарождения новой жизни всего лишь следует за зачатием, не являясь его прямым следствием. Нужно заметить, что зачатие представляет собой особый вид чуда — количество кристаллов, направляющих лучи на наш экран не меняется. Вместо этого часть кристаллов, проекции которых принимали участие в зарождении новой жизни, начинают посылать новые лучи.
— Значит ли это, что дети являются проекциями кристаллов, каждый из которых участвует в проекции одного из родителей?
УЗГ, как мне показалось, немного поморщился и произнес:
— Я начинаю понимать, что метафора с кристаллами несколько грубовата. Однако можно сказать, что в её рамках всё именно так и происходит.
Из предыдущих объяснений я не слишком много понял, но решил, пользуясь средствами логики, обобщить слова УЗГ:
