конюхами.
— Да, — ответил он, — если вы решили всерьез заняться этим делом. Только так у вас появится шанс на выигрыш. А большего и не нужно. Если будете слушать ипподромных «жучков», последнюю рубашку проиграете.
Короче говоря, отличный был старик (именно поэтому я и не называю его имени), он всю жизнь занимался лошадьми. Пока я был во Флориде, все время поддерживал с ним контакт, и он познакомил меня со многими людьми, связанными со скачками. Когда в Нью-Йорке начался скаковой сезон, я начал ходить на ипподром, главным образом с Джонни Робертсом, как раз в то время мы с ним сильно подружились. На ипподроме я встречал людей, с которыми меня познакомил тот старик. Мы довольно близко сошлись с одним ипподромным судьей, который всегда располагал информацией и отлично разбирался в лошадях. Так или иначе, могу сказать, что еженедельно я выигрывал 200–300 долларов и получал от скачек огромное удовольствие. Конечно, каждую неделю я не выигрывал, но в среднем получалась примерно такая сумма. Дурака я не валял и делал ставки не в каждой скачке — только тогда, когда я знал верную лошадь. И ставки, чтобы подстраховаться, делал в двух вариантах: в одинаре и экспрессе.
Тут среди ребят пошел слух, что Джо Каго, то есть я, неплохо играет на тотализаторе. Однажды мне позвонил Тони Бендер и велел приехать вечером к Дьюку, в Нью-Джерси. Вообще-то я не ездил к Дьюку, разве что когда меня вызывали на ковер. Когда я вошел туда, один из завсегдатаев увидел меня и говорит: «Господи! Тебя опять на ковер вызвали?»
— Нет, — говорю. — У меня назначена встреча с Тони.
Не над быть провидцем, чтобы понять, чего именно хотел МИСТЕР Бендер. В лошадях он ничего не соображал. Если бы моя покойная бабушка сказала Тони, что в шестой скачке «есть одна лошадка», то можно было точно сказать, что Тони поставит на нее. Большинство гангстеров именно такие. Вроде бы они крутые и шустрые ребята, но стоит им узнать, кто бы это им ни сказал, что «лошадка победит», они, как слепые котята, побегут делать ставки.
Мы поговорили о том, о сем, а потом Тони сказал: «Джо, мне нужна верная лошадь». Этот разговор произошел до того, как он заставил нас с Джонни Робертсом разделить нашу ссудную кассу, иначе я бы ничего ему не сказал, — я назвал ему лошадь. Мне сказал о ней один паренек, кажется, он работал в конюшне Джорджа Д. Уайднера; лошадь находилась в прекрасной форме и была заявлена на завтрашние скачки. Я до сих пор помню кличку этого жеребца — Гарвард Сквер.
У Тони с собой была программка, он тут же в нее заглянул и говорит: «Эй, она бежит в одной скачке с жеребцом, который в этом году еще ни разу не проигрывал».
— Я с тобой спорить не буду, — отвечаю. — Этот паренек сказал мне, что завтра этот жеребец обязательно проиграет, а он знает, что говорит. Поступай, как знаешь.
Тони поставил на Гарвард Сквер; он первым пришел на финиш, и выплата составила двенадцать с небольшим долларов на доллар. Тони всегда делал большие ставки, значит, выиграл он прилично. Я рассказываю об этом просто потому, что это был единственный случай, когда Тони Бендер остался мной доволен. Он сам себя забыл от радости. Ходил и твердил всем и каждому: «Слушай, ну, Джо мастак по этим делам!»
Естественно, я жалею, что позволил ему выиграть. Тони уже нет в живых, и когда придет время, я расскажу, как он получил свое, и уверяю вас, бессонница меня из-за него не мучает.
Разумеется, увлечение Валачи скачками привело к тому, что он приобрел свою первую лошадь. В конце сезона 1940 года в Нью-Йорке знакомый сообщил ему, что один тренер, он же владелец нескольких лошадей, готов расстаться с пятилетним мерином по кличке Арманьяк. Дело в том, что ему не хватало средств на содержание лошадей, и одно из условий продажи состояло в том, чтобы он остался тренером этой лошади. Валачи видел эту лошадь, несколько недель назад ставил на нее и выиграл, но условия сделки показались ему подозрительными.
— Что же это за тренер такой, если он решил отдать такую прекрасную лошадь?
— Так бывает, — ответили ему. — Он хороший тренер, но играет по-черному. Ставит в каждой скачке, даже если заранее знает, что рискует проиграть. Если ты не будешь давать ему сведения о верных лошадях, все будет в порядке.
Соблазн обладать собственной лошадью перевесил все сомнения, которые испытывал Валачи. То, что он состоял на учете в полиции, роли не играло. Как в случае с Арманьяком, так и с другими лошадьми, сделки осуществлялись на подставных лиц, в том числе и его жену.
Итак, я приобрел лошадь, но выставлять ее на соревновании не мог. Тренер заявил, что Арманьяк устал и ему нужно передохнуть, тем более что сезон в Нью-Йорке закончился. Я расстроился, но затем решил: сначала лошадь, а эмоции потом. Мы подсчитали, в какую сумму обойдется содержание лошади на загородной ферме — получилось около двух тысяч долларов. Я не мог дождаться начала следующего сезона.
Когда подошло время, Милдред так разволновалась, что и слова не могла вымолвить. Я попытался было объяснить, что первая скачка, в которой будет бежать Арманьяк, тренировочная. Ему вовсе не нужно в ней побеждать. Она этого никак не могла понять и твердила: «Зачем же ты ставишь его в скачку, если знаешь, что он не выиграет?»
Я опять начинал объяснять, но все было без толку, она согласилась только тогда, когда я предложил ей самой поехать и посмотреть на скачки. Когда мы приехали на ипподром, я увидел, что Арманьяк идет «под нулем». Я поясню, что это такое. Если в скачке более двенадцати участников, то лошадей, заявленных в пробную скачку, пускают под нулевым номером по другую сторону барьера. Там могут бежать три-четыре лошади, обычно они к фаворитам не относятся. И если вы ставите на одну из лошадей, идущих под нулем, и одна из них побеждает, то независимо от того, на какую из них вы поставили, выигрыш ваш. И тут я увидел, что одна из лошадей под нулем имеет шанс победить, и велел Милдред поставить на Арманьяка.
Дали старт, лошади шли вдоль барьера плотной группой, поэтому Милдред не могла рассмотреть, где шел Арманьяк. Он хорошо провел скачку и пришел, кажется, шестым. А та лошадь, которую я имел в виду, пришла второй, и Милдред выиграла. «Видишь, — сказала она мне, — нужно верить». И по сей день она думает, что ту скачку выиграл Арманьяк.
Поначалу Валачи, как владельцу лошадей, удача сопутствовала не столь постоянно, как в его деятельности жучка-любителя. Перед следующей скачкой, в которой должен был участвовать Арманьяк, прогнозы в утренних газетах и предварительные ставки составляли 50 к 1. «Все шло просто отлично, — вспоминал Валачи, — других лошадей его класса в скачке попросту не было. Я собирался поставить на него две тысячи долларов, и даже если бы ставки упали, я бы все равно получил изрядную сумму». Но когда он приехал на ипподром, ему сообщили, что предыдущей ночью Арманьяк, ударившись о стойло, сильно повредил себе ногу, и практически весь сезон для него будет потерян. Валачи отнесся к этому известию философски:
— Что мне оставалось делать? В конце концов, он же не нарочно сам себя травмировал. Я сказал себе: спокойно, Джо, наше время еще придет.
К этому времени он уже приобрел Найтс Дачес. Но ее все еще приучали, как говорит Валачи, «бегать в нужную сторону». Потом он приобрел жеребца-двухлетка, которого он назвал Вальтер Ралей, по имени производителя, которого звали Сэр Вальтер Ралей.
— Я думал, что от этого его кличка будет больше похожа на американскую, — говорил Валачи, — но повозиться с ним пришлось изрядно. Это было просто наказание какое-то, самый настоящий половой гигант. Вместо того, чтобы бегать, он так и смотрел, на какую бы кобылу ему влезть. К Найтс Дачес он был тоже неравнодушен. Пришлось сделать ему операцию. То есть его пришлось кастрировать, и он стал мерином. Видите, через какие испытания приходится проходить владельцам лошадей.
Валачи весьма внимательно присматривал за своими лошадьми, но это лишь одна сторона дела. Гораздо более жестко он следил за тем, чтобы его никто не надул на беговой дорожке, как это время от времени случалось. Особенно памятное событие случилось вскоре после того, как Найтс Дачес столь необычным образом победила в Рокингэм-Парк. Он заявил, что это первый и единственный случай, когда он намеренно велел жокею придержать лошадь.
